Что? И тут я понимаю, что дурацкий батончик так и торчит у меня изо рта.
Я быстро окидываю взглядом комнату и понимаю, что все это заметили. Клаудиа явно встревожена. Джим сидит с тоскливым видом. На Окли мне смотреть не хочется, но я все равно смотрю. На его лице отражается что‑то среднее между ужасом и удивлением. Он бросает на Джима взгляд, совершенно однозначно говорящий: «Да вы шутите!».
Единственное, что остается, – делать вид, что мне совершенно все равно. Я откусываю кусок батончика и начинаю жевать. Такие фитнес‑батончики всегда невкусные, но сейчас он вообще как бумага. Все на меня смотрят, и я начинаю жевать еще медленнее. Затем делаю большой глоток колы и вытираю рот салфеткой, которую чудом откуда‑то материализует Пейсли. Мои щеки наверняка того же оттенка, что помада у девушки на рецепции, но я притворяюсь, будто это не имеет никакого значения. Видите, как здорово я умею делать вид, что все совершенно замечательно?
– Так, значит, это она? – Окли неопределенно машет рукой в мою сторону. Я, конечно, слышала его голос на интервью, но вживую он намного лучше. Такой глубокий, хриплый, завораживающий.
Джим колеблется, а затем смотрит на экран телефона. И то, что он там видит, укрепляет его решимость. Он кладет телефон на стол.
– Окли Форд – Вонн Беннетт. Вонн – Окли.
Я было начинаю вставать, протягивая руку, но, наполовину поднявшись, останавливаюсь – Окли откидывается на стуле и закладывает руки за голову.
Ну ладно.
Внезапно вся моя нервозность и беспокойство словно куда‑то утекают и им на смену приходит полное спокойствие. Я делаю еще глоток колы. Какая неожиданность – суперзнаменитый Окли Форд оказался полнейшим козлом.
На какое‑то мгновение я испугалась, что меня поглотит его магнетическая аура. Что я забуду про УУ, про деньги, Пятницу, бразильскую супермодель и, как муха в паутину, попаду в его силовое поле. Но он смеется надо мной из‑за дурацкого батончика, который я начала есть, потому что мы все два часа ждали, пока он соизволит явиться. И у него даже недостает воспитания, чтобы пожать мне руку.
Нет никаких шансов, что такой человек может мне понравиться.
Я украдкой бросаю взгляд на Пейсли и вижу, как она исподтишка улыбается. Похоже, ее одолевают те же мысли.
– Так мы собираемся обсуждать условия? Например, мой график? – холодно спрашиваю я, перекатывая в ладонях банку из‑под колы.
– График? – непонимающе хмурится Клаудиа.
– Ну да. Раз уж это теперь моя работа.
Она хихикает:
– Ну, не работа, а скорее…
– Роль? – вклинивается кто‑то из ее ассистенток.
– Да. Как роль в романтическом фильме. Вы вдвоем – главные герои.
Я в буквальном смысле чувствую, как меня начинает тошнить.
Окли нетерпеливо рычит:
– Давайте тогда приступим.
Клаудиа быстро описывает предполагаемую историю знакомства, с «Твиттером», рисунками и всем прочим. Когда она умолкает, Окли зевает:
– Конечно. Все что угодно. Ты ведь этим займешься, правда?
– Ну, не я, а Эми, но в целом да. – Клаудиа кивает на сидящую справа женщину с волосами цвета воронова крыла. Эми в знак согласия поднимает телефон.
– Отлично, – он опускает ладони на стол, – значит, мы закончили?
– Нет, не закончили, – рычит Джим с другого конца стола. Они сверлят друг друга яростными взглядами, но какую бы власть ни имел над ним Джим, ее достаточно, чтобы молодой певец сел обратно в кресло. – Давай дослушаем. – Он жестом показывает Клаудии, что она может продолжать.
Она берет свой блокнот.
– Понадобится устроить первое свидание. Мы считаем, что вам не следует вступать в какой‑либо физический контакт до третьей, – она смотрит на Джима и на своих ассистенток, – или четвертой встречи. Мы ведь собираемся подавать это как романтическую историю, верно?
Все начинают генерировать идеи относительно того, где и как именно должно произойти первое прикосновение. Кто‑то говорит, что он должен поцеловать меня в лоб. Кто‑то предлагает просто приобнять за талию. Кто‑то – взять за руку.
Я все еще пытаюсь примириться с самой мыслью о том, что мне придется его трогать, как предательница Пейсли спрашивает:
– А когда вы с УУ начали держаться за руки?
Я не успеваю ничего ответить, как Окли со смешком чуть не подпрыгивает на месте.
– Ты встречалась с парнем по имени УУ?
– Какая разница?
Ничего себе. Он наконец соизволил со мной заговорить – и только ради того, чтобы поиздеваться над прозвищем моего парня? Он как будто специально старается меня взбесить.
– Чересчур пафосно звучит. – Он откидывается в кожаном кресле и складывает руки на груди. Его бицепс от этого снова напрягается.
Я отвожу взгляд.
– Ну, как скажете, мистер «Назову все альбомы своим именем» Форд.
На другом конце стола кто‑то ахает, пораженный моей наглостью, но Окли это, судя по всему, никак не задевает:
– Даже у Мадонны в псевдониме буквы поразнообразнее.
– УУ – это совершенно не пафосно.
– Ладно, ладно, – ухмыляется он.
– Он замечательный. И очень милый.
– Тогда почему ты с ним рассталась?
– Но я не рассталась! – с жаром возражаю я.
Он хмурится:
– Получается, он тебя бросил?
Такое чувство, что он чего‑то не понимает.
– Нет, не бросил!
Окли поворачивается к Клаудии:
– То есть моя приземленная, цельная, нормальная девушка изменяет своему парню? Мне кажется, это не слишком хорошая идея.
– А, ты имеешь в виду притворный разрыв! – На какое‑то мгновение я совсем об этом забыла.
Он, кажется, хочет закатить глаза, но сдерживается.
– Они расстанутся завтра. Думаю, чем раньше мы это устроим, тем лучше. Потом примерно две недели на переживания, и тогда она отправит тебе рисунок. Потом у вас будет несколько свиданий, но без физического контакта. – Клаудиа поворачивается ко мне: – Когда был твой первый поцелуй?
– Вообще в жизни? – Я понимаю, что это глупый вопрос, но думаю сейчас о предстоящем «расставании» с УУ. Я как‑то это упустила. Была настолько сосредоточена на деньгах, на том, как мы выплатим все кредиты, заплатим за образование близнецов и Пейсли сможет спокойно спать по ночам, что совершенно не вникала в детали того, как именно все это будет устроено.
– Да, вообще в жизни, – говорит Окли и на этот раз все‑таки закатывает глаза.
Ненавижу такие вопросы.
– А твой? – огрызаюсь я, все еще думая об УУ. В последнее время он как‑то от меня отдаляется и говорит, что это моя вина и что я не хочу вести себя как взрослая в наших отношениях. И все потому, что я не готова заниматься с ним сексом.
– Взасос? Думаю, мне было лет одиннадцать. С Донной Фостер, дочкой любовницы моего отца.
Мои глаза округляются. Серьезно, в одиннадцать? Я думала, в таком возрасте у мальчиков еще водятся вши. Окли, пожалуй, согнулся бы от смеха, если бы узнал, что я все еще девственница.
Комментариев нет