– Ну, теперь ты.
– Э‑э‑э… – Черт побери, теперь мне еще более неловко, но по другой причине. – В шестнадцать, – бормочу я.
– Как мило. Прямо как в песне .
Я сжимаю кулаки. Если бы между мной и им не сидели ассистентки Клаудии, возможно, я дотянулась бы до него и стерла эту гадкую ухмылочку с его гадкого лица.
Пейсли хватает меня за руку, пытаясь намекнуть, чтобы я успокоилась.
Даже Клаудиа, похоже, чует, что мое терпение скоро лопнет. Она торопливо произносит:
– Давайте так: на третьем свидании вы подержитесь за руки, а на четвертом будет поцелуй. Первые два свидания произойдут втайне, но более поздние утекут в прессу.
– Подождите, мы что, будем целоваться? У меня вообще‑то есть парень! – напоминаю я. – Вы не говорили, что придется целоваться.
– Мы собираемся встречаться год и ни разу не поцеловаться? – издевательским тоном говорит Окли. – Тогда можно просто сразу на лбу написать: «Фальшивка».
– Но… но…
Да уж, я действительно все это не продумала. Я беспомощно поворачиваюсь к Пейсли. Она корчит гримасу.
– Вообще‑то, они правы. Если вы не будете целоваться, никто не поверит. По крайней мере, если предполагается, что это серьезно.
Она говорит извиняющимся тоном, но это меня не утешает.
– Но вы же не ожидаете, что мы… – Я умолкаю, не в силах даже выговорить это вслух.
– Нет, конечно, – легким тоном говорит Джим. – Таким наше агентство не занимается.
Он явно пытается перевести все в шутку, но вообще‑то это неправда. Они платят мне за то, чтобы я изображала девушку этого парня, и хотят, чтобы мы целовались.
Как я вообще объясню все это УУ? «Извини, милый, я не готова заниматься с тобой сексом, но буду целоваться с другим парнем. Публично».
Ох, это уж точно добром не кончится.
Клаудиа наклоняется ко мне:
– Представь себе, что ты просто играешь в сериале по телевизору. Ты – героиня разворачивающейся любовной истории.
Ее слова, впрочем, тоже мало помогают. Я, признаться, понятия не имею, кем хочу стать. И мне проще говорить всем, что я хочу быть учительницей, чем признать, что именно поэтому я предпочла бы ближайшие пять лет просто работать официанткой, – чтобы все отстали. Но знаю точно, что индустрия развлечений меня совершенно не интересует.
Пейсли снова сжимает мою ладонь – возможно, чтобы напомнить, для чего нам все это нужно. Если я сыграю роль, то сниму огромную ношу с сестры и обеспечу будущее братьев. И мне даже не нужно жертвовать всей своей жизнью – это только на один год.
– Что мне надо делать? – ровным голосом спрашиваю я.
Клаудиа беззаботно машет рукой:
– Ну, парочка поцелуев, подержаться за руки… Это же такие мелочи. И мы не будем включать это в контракт – напишем что‑нибудь обтекаемое про «физический контакт при необходимости».
– А вообще обязательно все прописывать в контракте? – раздраженно говорит Окли.
– Согласен с Окли. Если информация когда‑нибудь утечет, ущерб для его имиджа будет невообразимый, – поддерживает его Джим.
– Условия контракта должны быть достаточно конкретными, чтобы в случае чего девушку можно было призвать к ответу, – возражает один из парней в костюме. Они с Джимом начинают яростно перешептываться, и наконец юрист поджимает губы, неохотно соглашаясь: – Ну ладно, тогда просто общий договор найма.
С этим разобрались, и Клаудиа снова обращается к своему списку. Интересно, когда он закончится? Я смотрю на большие белые часы на стене. Время движется к трем, и я совершенно измотана.
– Давайте обсудим стиль и внешний вид.
– Я не буду ничего менять, – бормочу я. – Мне нравится мой стиль.
Меня вполне устраивают мои удобные узкие джинсы, коллекция разноцветных футболок и кеды VANS, которые мы с УУ разрисовали в прошлом году на классном часе. Там изображены детали наших самых запоминающихся свиданий. Вдоль левой подошвы – волшебная палочка, потому что мы обожаем «Гарри Поттера». Еще там есть фонарный столб в честь скульптуры «Урбан Лайт» на бульваре Уилшир, где мы с УУ впервые поцеловались. По крайней мере, с языком. На пятке одного ботинка – мои инициалы, а на другом – его. У него тоже такие есть, но он их не носит. Говорит, что не хочет «убивать».
– А у тебя есть стиль? – Окли округляет глаза.
– Вообрази себе, и получше твоего, – огрызаюсь я, устав от его постоянных нападок. – Что, так сложно носить штаны, которые нормально держатся на талии? Никому не интересно смотреть на твои трусы.
– Детка, вообще‑то всем интересно посмотреть на мои трусы. Мне платят по сто тысяч баксов за каждый снимок папарацци.
– Детка? – возмущенно фыркаю я.
Он наклоняется ко мне, сплетая в замок свои на удивление изящные пальцы и ухмыляется.
– Тебе не нравится? Тогда выбери другое обращение. Ты же моя девушка.
– Хочешь сказать, тебе нравятся дети?
– Что? – Он откидывается назад. – Нет. Ну ладно, как насчет… – он притворяется, что задумался, а затем щелкает пальцами: – Старушка?
– Прекрасно. – Я максимально широко улыбаюсь. – А я тебя буду звать… старый хрен.
– Вонн, это отвратительно! – вступает моя сестра.
Окли прикрывает рот рукой. Готова поклясться, что он улыбается. Я жду ответа, и он не разочаровывает:
– Никаких проблем, мочалка.
– Так, ладно, хватит. В контракт все это вносить не обязательно. – Один из юристов перебирает бумаги.
Я опять поворачиваюсь к Клаудии. Ну ладно, я согласилась на поцелуи. На свидания. На публичное расставание со своим парнем. Но свою внешность я менять не буду! Должна же я отстоять хоть что‑то.
– Мне казалось, вы хотите увидеть «обычную» девушку. Ну так вот она я. Обычные девушки именно так и выглядят.
Клаудиа и Джим обмениваются взглядами, и я понимаю, что победила. Они смирились с моей внешностью… по крайней мере на время.
– Но когда ты будешь фотографироваться, позволь, хотя бы сделать тебе профессиональный макияж. Честное слово, тебе понравится.
Хм, звучит не так уж плохо.
Переговоры продолжаются. Когда появится первая официальная совместная фотография? Где проводить свидания? Нужно ли мне идти с ним на церемонию награждения? А Неделя моды в Нью‑Йорке? Насколько часто нас должны видеть вместе? Каждый день? Через день?
Ах да, и у меня не будет прямого номера Окли. Да как будто мне он нужен!
Хотя мне все равно кажется это странным – что, девятнадцатилетний парень даже не может дать свой номер собственной девушке? А с друзьями он как общается? Подождите, а у него вообще есть друзья? Или все они – фальшивка, как я?
Я незаметно гляжу на него из‑под ресниц и чувствую что‑то вроде сочувствия. Ну надо же. Мне что, серьезно жалко Окли Форда? Вполне вероятно.
Но тут у меня урчит в животе и я вспоминаю о том, что вообще‑то на него зла. И очень голодна.
Комментариев нет