Экспаты

Кейт глубоко-глубоко вдохнула. Вот оно наконец-то! Она обогнула дерево с мощным стволом и тяжелой густой кроной, остановилась, дожидаясь его, и сунула руку под свою свободную брезентовую куртку.

Когда он появился из-за погруженного во тьму дерева, она ткнула ствол ему в живот и нажала на спусковой крючок, два раза. Он так и не успел понять, что происходит. И мешком свалился на землю. Она выстрелила еще раз, в голову, чтобы не оставалось сомнений.

Лоренсо Ромеро был первым человеком, которого она убила.

 Глава 3

— Вы ее видели? — спросила итальянка. — Эту новую американку?

Кейт отпила глоток кофе с молоком и подумала, не добавить ли сахара.

Она пыталась припомнить, как зовут эту итальянку — Соня или София. Или, может быть, как-то еще, например, Марчелла? Единственное имя, которое она, без сомнения, правильно запомнила, было имя элегантной англичанки — Клэр. Они поболтали минут пятнадцать, после чего та испарилась.

К тому же Кейт не могла сообразить, относится ли этот вопрос именно к ней, потому что тоже была новой американкой.

Чтобы как-то замаскировать свое нежелание отвечать, Кейт внимательно обозрела столик, вроде бы отыскивая сахарницу. И обнаружила маленькую плошку с белыми кубиками. Рядом стоял молочник с разведенным коричневым сахаром, а вернее, с коричневатым сахарным раствором; он отличался от неочищенного тростникового сахара, который используют для шоколадных пирожных с орехами. Кейт дважды делала такие пирожные — для школьных благотворительных базаров. Стоял там и другой молочник — с горячим молоком, и еще один, стеклянный, — с холодным.

Когда-то Кейт запоминала имена без проблем; даже однажды с религиозным рвением училась использовать для этого мнемонические приемы. Но давно уже утратила навыки из-за отсутствия практики.

Вот если бы все носили нагрудные таблички с именами!

На столе стоял еще плоский контейнер из толстого пластика с картонными подставками под бутылки и стаканы. На них был изображен некий барочный герб со львом и знаменами, змеи, солнце и полумесяц, а также какие-то полосы, замковая башня плюс готические надписи, которые она не могла разобрать, поскольку с ее места они смотрелись вверх ногами — этакий стилизованный толстый черный шрифт. Кейт даже не представляла, что за язык она не в состоянии понять.

Стоял там также стальной держатель для маленьких, сложенных треугольниками салфеток, такие умудряются быть одновременно и мягкими, хлипкими, и шероховатыми, что кажется невозможным, но именно так нередко и бывает. Она как раз недавно с удивлением заметила, что постоянно вытирает Бену сопли именно такими треугольными салфетками — они попадались повсюду, а малыш простудился. А ей так ни разу и не встретились привычные бумажные платки, которые в Штатах можно купить буквально в любом магазине, на заправочных станциях, в универсамах, супермаркетах, кондитерских, в газетных киосках и аптеках. А в Люксембурге аптеки, по всей видимости, торговали только лекарствами. Спросишь у них, например, туалетную бумагу, если это вообще возможно, — и суровая женщина, стоящая за прилавком, просто посмеется над тобой. А то и похуже. Все они тут выглядят очень строгими, эти женщины за прилавками.

Можно купить белый айфон, черный или синий «Блэкберри». Синий, как blueberry, — черника. Кейт так пока и не собралась приобрести местный сотовый телефон, а ее собственный мобильный французской модели, изготовленный на Тайване и купленный в Виргинии, вопреки любым ее усилиям здесь, в Европе, не принимал никаких звонков и ни с кем не соединял. Не помогали ни кодовые номера, ни комбинации цифр, даже настройка на другую сеть.

Раньше, когда техническими аспектами ее жизни занимались другие люди, жить было проще.

Но чего явно не хватало на столе, так это искусственного заменителя сахара — его не было нигде.

Термин «искусственный заменитель сахара» она по-французски еще не выучила и не знала, как он вообще звучит en francais. Кейт составила в уме французское предложение — буквальный перевод английской фразы «У вас есть, что положить в кофе, такое, как сахар, но другое?». И пыталась вспомнить, какого рода слово «сахар» во французском, женского или мужского; разница должна сказаться на произношении слова «другое». Или не должна? С каким существительным следует согласовать это прилагательное?

И вообще, разве «другое» это прилагательное?

Однако фраза «У вас есть, что положить в кофе, такое, как сахар, но другое?», как опасалась Кейт, звучала слишком по-идиотски, так какая к черту разница, как она произнесет это слово — дифферан или дифферант? Никакой.

Конечно, на столе имелась пепельница.

— Кейт? — Итальянка смотрела ей в глаза. — Так вы видели ее? Эту новую американку.

Кейт поразилась, обнаружив, что вопрос был задан именно ей.

— Нет.

— Мне кажется, у этой американки нет детей. Или по крайней мере ее дети не посещают нашу школу. Или же она сама не привозит детей в школу и не забирает их, — пропищала индианка.

— Точно, — сказала другая американка, сидевшая за их столом. Эмбер, кажется? Или Келли? Что-то в этом роде. — Но у нее просто отпадный муж! Высокий, темноволосый, красивый. Этакая штучка! Верно, Деви?

Индианка захихикала, прикрыв ладонью рот, и даже покраснела.

— Ох, я в этом не разбираюсь, красивый он или нет, это я вам точно говорю. — На Кейт произвело неизгладимое впечатление, как много слов требуется этой женщине, чтобы выразить свои мысли.

Она невольно подумала, что ее собеседницы говорили о них с Декстером две недели назад, когда они в первый раз появились в этой школе. Кейт тогда удивленно оглядывала странное кафе-бар в полуподвальном этаже спортивного комплекса. Этажом выше дети брали уроки тенниса у англоговорящих тренеров-шведов, которых звали Нильс и Магнус. Один очень высокий, другой среднего роста; обоих можно безошибочно определить как рослых светловолосых шведских тренеров по теннису. По всей видимости, все тренеры по теннису здесь были шведы. А Швеция находится в шестистах милях отсюда.

Вот так они сидели каждую среду. Вернее, будут сидеть каждую среду. Или, лучше сказать, это вторая среда, когда они сидят и планируют, что именно так и поступят в будущем, по средам.

Может, у них это уже стало рутинной привычкой, она пока не поняла.

— Кейт, прошу меня простить, если я уже задавала вам этот вопрос, это, наверное, выглядит невежливо, но я не могу припомнить, спрашивала ли вас, сколько времени вы планируете прожить в Люксембурге?

Кейт посмотрела на свою индийскую собеседницу, потом на другую американку и на итальянку.

— Сколько времени? — Она и сама сотни раз задавала себе этот вопрос. — Понятия не имею.

— Сколько времени вы собираетесь прожить в Люксембурге? — спросил Адам.

Кейт смотрела на свое отражение в зеркале, занимавшем всю стену в комнате для допросов; окон здесь не было. Официально она именовалась конференц-залом, но все знали, что за помещение на самом деле располагается на шестом этаже. Она заправила за ухо выбившуюся прядь рыжих волос. Кейт всегда стриглась коротко из чисто практических соображений, в сущности, по необходимости, особенно в тот период, когда много разъезжала. Даже перестав выезжать за границу, она по-прежнему оставалась вечно куда-то спешащей работающей мамашей, так что имело прямой смысл стричься покороче. Но перед ней всегда стояла проблема, как получше спланировать время, чтобы вовремя назначить очередной поход в парикмахерскую, и потому волосы частенько оказывались слишком длинными, пряди выбивались и падали на лоб. Вот как сейчас.