Экспаты

Она закрыла аппарат, раздумывая над странностью этих деловых командировок, в которых не требовались телефонные переговоры. И никаких секретарш, фиксирующих встречи, никаких заданий, требующих выполнения, — заказать машину, зарезервировать столик. Ни результатов деловых встреч, ни предварительных согласований. Ни подробностей обсуждаемых вопросов, ни когда, ни с кем…

Это представлялось ей совершенно невероятным.

Это было просто невозможно.

Либо он вообще не ездил в эти командировки, либо имел другой мобильный телефон.

Когда Кейт пыталась представить то, чем ей совсем не хотелось заниматься — например, ей не хотелось шпионить за Декстером, — перед глазами возникала именно такая картина: она тихонько пробирается по собственной квартире в темноте, в ночи, и роется в личных вещах мужа, пока тот спит.

Именно поэтому, выходя за него замуж, она и дала себе обещание никогда не расследовать его дела, его жизнь. Она не хотела этим заниматься, не хотела даже думать об этом, желать этого.

Но вот вам, пожалуйста, она тащит его кейс в ванную, запирает за собой дверь. Ощупывает все внутренние кармашки, расстегивает молнии, отщелкивает запоры, отдирает застежки-липучки, уже не рассчитывая ничего найти, но тут… Что такое? Шелковая лента-ярлычок на дне кейса…

Пульс сразу зачастил. Она потянула за эту квадратную петельку, внезапно обретя надежду, подняла твердую нейлоновую крышку, и вот вам, секретное отделение. А внутри — телефон. Незнакомый маленький предмет, металл с пластиком.

Она уставилась на эту первую находку, первое доказательство своей правоты, открывающее вход в кроличью нору, из которой ей, возможно, не суждено выбраться. Она еще подумала, не положить ли эту штуку обратно в маленькое секретное отделение, а сам кейс отнести назад в холл. А потом подняться наверх и напрямую спросить мужа: «Декстер, какого черта, что происходит?!»

Но не стала этого делать.

А включила телефон. Экран осветился, ожил. Она смотрела на холодное синеватое сияние, на иконки, на кнопки. Потом коснулась иконки «телефон», вызвала память о последних звонках и уставилась на появившийся на экране список. Стенки кроличьей норы начали сдвигаться, нора — углубляться, а она все смотрела и смотрела.

«Марлена, вчера в 9:18 утра».

«Марлена, позавчера, 7:04 вечера».

Лондонский номер, код страны и города 44–20, в память контактов не убран, звонок в 4:32 пополудни.

«Марлена, за день до этого и еще раз, вечером прошлого понедельника».

Кейт открыла список состоявшихся контактов: их оказалось всего два. С Марленой, по ее лондонскому номеру. И с Нико — код она не распознала. Кейт запомнила оба номера.

Марлена и Нико. Кто это такие, черт бы их побрал?!

Декстер проснулся поздно. Позавтракал вместе с Беном и Джейком и не стал подниматься наверх, чтобы принять душ и побриться, пока дети не уехали в школу. Вдруг обленился, словно до предела вымотался, четыре месяца подряд вкалывая как последний трудоголик.

Когда Кейт вернулась домой, он уже ушел. Поехал в свой офис, к видеокамере, записавшей ее приход. В свой непонятный, необъяснимый офис. К своему тайному телефону, непостижимым контактам, к пятидесяти миллионам украденных евро. В свою другую жизнь.

Кейт едва успела перевести дыхание.

И снова принялась за работу. Спустилась в подвальную кладовку, просмотрела все хранившиеся там вещи, американскую электронику, не работавшую в Европе. Осмотрела заднюю панель старого телевизора, внутреннюю поверхность абажуров старых настольных ламп, все щели тостера, фильтр кофеварки. Коробку с посудой, разрозненные стеклянные бокалы, китайские чаши, купленные совершенно напрасно, под влиянием минутного импульса. Летнюю резину для машины. Велосипедный насос. Чемоданы и ярлычки на них.

Среди всего этого невостребованного барахла имелась еще и коробка с рабочей одеждой Кейт — черными шерстяными костюмами и накрахмаленными белыми блузками с чуть пожелтевшими воротничками. Это была ее прежняя жизнь, упрятанная и забытая в подвальной кладовке.

Потом она отправилась в соседнюю булочную, заказала себе там сандвич с ветчиной. Дожидаясь заказа, она думала, как ей выяснить, кто такие Марлена и Нико, воздержавшись от прямых звонков им. Звонки легко отследить, ее могут засечь.

Если Декстер еще не видел запись с видеокамеры наблюдения, то кто уже мог ее увидеть? И вообще, зачем там эта камера?

Она просмотрела содержимое его ящиков — для носков, для белья, с майками; проверила карманы джинсов, пиджаков и пальто; внутренние швы поясных ремней. Подкладку галстуков. Заглянула под стельки всех его туфель, проверила каблуки.

Потом забрала из школы детей, купила им по пирожному, пристроила перед телевизором — там шли мультики на французском. Опять этот Губка-Боб, кажется, его тут все время показывают.

Затем исследовала надписи на футлярах CD-дисков, карманы фотоальбомов, оборотные стороны фотографий.

— Мамочка, я есть хочу! — сообщил Джейк.

Она забыла накормить детей.

Кейт не слышала, как вернулся Декстер. Жужжал включенный вентилятор кухонной вытяжки, она готовила соте.

— Привет.

Она аж подскочила, сжимая в правой руке сковородку и поднимая ее с плиты, цыпленок взлетел в воздух, край сковородки задел локоть левой руки, тут же оставив на нем след ожога, и она, с грохотом уронив сковородку на керамическую поверхность плиты, вскрикнула, коротко и громко.

— Ох! — сказал Декстер, влетая в кухню, но тут же остановился в полной беспомощности, не зная, как и чем помочь.

Кейт бросилась к раковине, пустила воду, подставила руку под струю.

— Извини, — сказал он. — Я не хотел…

На эти несколько секунд она забыла про видеокамеру, про украденные деньги, про Марлену и Нико. Но теперь вспомнила.

Декстер положил руку ей на плечо.

— Извини, — снова повторил он, наклонился, поднял с пола цыпленка и отложил его в сторону. Потом собрал с плиты остатки жаркого, сложил их обратно в сковородку. — Мы ведь еще можем это съесть, верно?

Она кивнула.

— Принести какую-нибудь мазь?

Красная линия ожога протянулась на два дюйма по внутренней стороне локтя, ярко выделяясь на бледной коже. Она так и держала руку под струей холодной воды.

— Да, — ответила она. — Спасибо.

Она обернулась и посмотрела на мужа. Посмотрела в глаза, прямо глядевшие на нее; на его лице было озабоченное выражение. Уж он-то никогда не обжигается, когда готовит. Да и готовит он нечасто, чтобы совершать подобные промашки. Он никогда не резал себе палец кухонным ножом, не обдирал ногти теркой, не проливал на себя кипящую воду, не обжигал тыльную сторону ладони кипящим жиром, стреляющим со сковородки.

Что он сделал, так это спер пятьдесят миллионов евро.

Потом был ужин, кончившийся так же, как и начался. Взрослые почитали детям, затем почитали сами, Декстер уснул, так ни словом и не упомянув видеокамеру и запись.

Она лежала рядом с ним без сна.

Марлена и Нико не выходили из головы.