И поняла — слишком поздно поняла, — что находится чересчур близко от края обрыва. Она еще переваривала это открытие — какую-то микросекунду, — когда услышала вопль…
И почувствовала, как он палкой пытается столкнуть ее с дороги…
И его лыжа скользнула по ее ботинку…
Последовал сильный удар, его тело впечаталось ей в бедро и в торс, в плечо и в руку, после чего ее подбросило в воздух и она, кувыркаясь, полетела к краю трассы, к краю обрыва и, упав, покатилась по скоростному спуску и чуть вбок, в направлении глубокого провала и фатального исхода, и палки вырвались из рук, но еще волочились за ней на нейлоновых петлях, зацепившихся за запястья, и крутились, вертелись, и только одна лыжа оставалась закрепленной на ноге, а она все пыталась припомнить, доводилось ли ей когда-нибудь слышать какие-то советы — где угодно, в скаутских походах, на тренировках на «Ферме», может даже в телепередачах — ESPN или даже PBS[77] — насчет того, какое положение следует принять, когда падаешь на камни с пятидесятифутового обрыва…
* * *
Кейт попыталась приподнять голову, но не сумела. Она не могла пошевелить ни шеей, ни плечами, ни руками. И ничего не видела, кроме слабого розового отсвета в почти полной темноте. Лицо было впечатано в плотный зернистый снег. Холод сковал кожу, ей даже показалось, что все мышцы заледенели, застыли, как глаза у лосося, попавшего в рыбачьи сети где-нибудь в Северной Атлантике, — навеки замерзшие, навсегда уставившиеся вбок.
Казалось, какая-то жуткая тяжесть прижала ее, распластала, придавила спину и парализовала.
Она попыталась пошевелить ступнями, но даже не поняла, удалось ли ей это; черт бы побрал эти лыжные ботинки!
Она начала глубоко дышать, надеясь, что гипервентиляция легких хоть как-то поможет.
Вдруг тяжесть, давившая спину, вроде как сместилась в сторону. А потом и впрямь сместилась — сперва давление усилилось, затем уменьшилось и наконец исчезло совсем.
И Кейт что-то услышала.
И решила, что теперь сможет сдвинуться с места. И сдвинулась, перевернулась, перекатилась, сперва торс, потом плечо и шея. Она подняла голову и обнаружила, что очки залеплены снегом, но она способна что-то различать во внешнем мире, и вновь услышала голос, и разглядела сквозь залепленные снегом очки Билла — он стоял над ней и спрашивал, как она себя чувствует, все ли в порядке.
Все было в порядке.
В горах темнеет быстро. К трем часам дня солнце опустилось низко, его косые лучи ложились на снег синеватыми полосами, тени исчезли.
Кейт самостоятельно съехала вниз по легкой трассе для новичков — это была передышка после лихой и агрессивной езды, устроенной Биллом. Она быстро добралась до ворот высокоскоростного подъемника, к счастью, там не было очереди — ей хотелось побыть в одиночестве. Но к ней тут же подъехал лыжник.
Это был мужчина. Кайл. Ну наконец-то!
Ворота открылись, они вместе бросились к красной линии, обозначенной на резиновом коврике, и повернулись лицом к подъезжающему креслу. И тут к ним присоединился еще один лыжник, приехал со стороны Кейт, нарушив их уединение. Черт бы его побрал.
Все трое уселись. Кайл опустил стальной запор.
— Bonjour, — сказал он. Его едва было слышно из-за скрежета тронувшегося в путь кресла.
Кейт подняла очки на лоб. И посмотрела на Кайла. Ну и тип, настоящий житель Женевы. Потом бросила взгляд на третьего попутчика. И заморгала от неожиданности — это оказался Декстер. Он сидел и улыбался ей.
— Милый, — сказала она достаточно громко, чтобы Кайл точно расслышал. — Как это ты ко мне подкрался!
— Ага, — ответил он, сияя спортивным энтузиазмом. — Точно, подкрался. Ну и как оно идет?
— Превосходно, — заверила она. Интересно, слышал ли Декстер, как Кайл с ней поздоровался?
Декстер наклонился вперед, глядя на Кайла поверх головы Кейт. Черт возьми!
— Вы знакомы?
«Господи, — про себя взмолилась Кейт, — сделай так, чтобы Кайл не свалял дурака!»
— Нет, — ответил Кайл.
— Но вы же поздоровались!
— Обычная вежливость.
Кейт смотрела прямо, пока эти двое говорили о чем-то поверх ее головы.
— Меня зовут Декстер Мур. А это моя жена Кейт.
— Кайл. Рад с вами познакомиться.
— Вы здесь остановились? — спросил Декстер. — Или приехали из другого курортного местечка?
— Заехал на денек. Я из Женевы. Я там живу.
Кресло с грохотом прошло над опорной мачтой.
— Мы решили тут покататься с еще одной американской парой. Сегодня прибыли, — сказал Декстер. — Это наши друзья из Люксембурга. Мы и сами там живем.
Кайл никак не мог взять нужный тон, не знал, как продолжить этот разговор или как его прекратить. Кейт и сама не представляла, что нужно делать в такой ситуации. Так что сидела себе тихонько и помалкивала, пока мужчины обменивались ничего не значащими репликами.
Билл снял перчатки, Кайл сделал то же самое, и они пожали друг другу руки. Все перезнакомились.
— Мы обнаружили этого одинокого американца наверху, — пояснил Декстер. Они стояли на продуваемом ветрами склоне, который резко обрывался вниз, переходя в крутой спуск по полю, с одной стороны ограниченному замерзшими снежными валами, а с другой — непроходимыми для лыжников утесами и огражденному провисшим желтым канатом, вряд ли способным замедлить спуск, не говоря уж о том, чтобы остановить кого-то на пути к верному падению.
Билл окинул Кайла взглядом.
— Не может быть.
Кайл улыбнулся, показав здоровенные белые зубы, хорошо выделяющиеся на покрасневшем от холода лице.
Декстер взглянул на часы.
— Нам пора. Автобус лыжной школы будет через несколько минут. — Он повернулся к Кайлу: — Выпьете с нами после лыжной прогулки?
Кайл поколебался, но не слишком долго. Недостаточно долго, чтобы кто-то успел подумать, будто это нечто иное, а вовсе не обычные колебания человека, получившего неожиданное приглашение.
— Конечно, — сказал он наконец. — С удовольствием.
Темнело, солнце спряталось, зашло за гору, за иззубренный хребет, тянувшийся на юго-западе. Пятеро американцев извивающейся цепочкой, один за другим перевалили через гребень — боковины лыж издавали громкий скребущий звук, цепляясь за каменистые наносы, и этот скрежет перемежался свистящим шуршанием лыж по более мягкому снегу, шуршанием нейлона, трущегося о нейлон, и звяканьем палок, зацепивших ботинок. Кейт слышала, что Билл идет прямо позади нее, и не могла унять дрожь, то и дело пробегавшую по спине.
Все молчали.
Прошли поворот, и перед ними открылся centre de la station[78] — несколько высоких зданий, окружающих Виллаж-дез-Анфан, запряженные лошадьми сани, несущиеся с удивительной скоростью, — и все это окутано свежевыпавшим снегом с яркими точками электрических фонарей на его фоне — необычно насыщенный красками вид, контрастирующий с бесцветным обрывом каньона, долиной, множеством горных пиков и безграничной широтой лазурного неба.
Комментариев нет