Единорог

Время шло, и Мэриан без устали бродила по комнате, иногда разговаривая вслух сама с собой. Постепенно она поняла, что чего- то ждет, причем ждет напряженно и взволнованно, с надеждой в глубине души. Прошло немного времени, прежде чем она поняла, что ждет прихода Джералда Скоттоу.

Он появился почти через час. Мэриан сидела у окна, снаружи все окрасилось в красно-золотистые тона, в комнате же потемнело, когда он, коротко постучав, тихо вошел. Она сразу поднялась.

Он закрыл дверь, подошел к ее кровати и сел на нее.

— Подойди.

Мэриан подошла к нему.

— Садись.

Она села на стул у кровати.

— Дай мне руку. Она дала.

— Девушка Мэриан, не глупо ли было делать это?

— Послушайте, — начала Мэриан и, помедлив, сбивчиво продолжила: — В этом нет вины Ханны, она даже ничего не знала, мы похитили ее, ну нет, не совсем так, мы просто хотели увезти ее на небольшое расстояние, показать ей внешний мир, а затем привезти ее назад, если бы она захотела. Мы не увезли бы ее, если бы она не захотела. И она ничего не знала, она даже пыталась выскочить из машины, когда поняла. Это всецело моя вина. И Эффингэм не одобрял. Я убедила его сделать это. Вина только моя. Пожалуйста, не отсылайте меня, пожалуйста.

Джералд, все еще державший ее за руку, повернул ее и постучал пальцем по ладошке. Его крупное задумчивое лицо нависло над ней в сумерках. Он не улыбался, но его глаза, казалось, расширились и засветились. Он сказал:

— Я тронут твоим страстным желанием пощадить Эффингэма.

— Пожалуйста, не отсылайте меня, — молила Мэриан, — и Эффингэма тоже. Вы должны понять.

— Я все прекрасно понимаю. И конечно же, я знаю, что вы затеяли все без Ханны. Думаю, это ты, девушка Мэриан, ничего не понимаешь. Ты слишком молода и очень мало знаешь о жизни и страдании, и так как люди здесь очень быстро сумели привязаться к тебе, твоя головка немного закружилась, да? Ты вообразила, что знаешь наши несчастья и можешь исцелить от них. Но это не так. А?

— Я думала только о Ханне… — горестно начала Мэриан. Она чувствовала себя совершенно вымотанной и разбитой.

— И мы все думаем только о Ханне. Но это не так просто, как тебе кажется, думать о Ханне. Что ты можешь для нее сделать, для нее с ее годами внутреннего одиночества? Просто, как ты говоришь, показать ей внешний мир ? Ты думаешь, это что-нибудь! k значило? Неужели ты считаешь, что для Ханны все еще существуют внешнее и внутреннее? Ты полагала, не так ли — ибо я могу заглянуть в твой мелкий умишко, — что если бы вам удалось пройти через ворота, что-то прорвалось бы, что-то сломалось? Выходит, ты еще не понимаешь, с чем ты связалась. В известном смысле это, конечно, вывело бы Ханну из душевного равновесия, стало бы неприятным тривиальным инцидентом, которому нужно положить конец, маленькой раной. Но с другой стороны, видишь ли, она едва бы заметила, едва обратила бы внимание.

— Вы приводите меня в замешательство, — сказала Мэриан, близкая к слезам. Теперь она цеплялась за его руку. Она чувствовала, как ее запутывают в какую-то ужасную спираль мыслей. Если бы только она смогла найти слова, чтобы вернуть все это обратно к простоте и правде. — Вы не можете считать, что справедливо держать ее взаперти, и не может же она в самом деле этого хотеть, она не должна хотеть этого, несправедливо…

— Ш-ш-ш, Мэриан, успокойся. Есть вещи, которые кажутся ужасными молодым людям, потому что молодые люди считают: жизнь должна быть счастливой и свободной. Но жизнь никогда не бывает действительно счастливой и свободной в полном смысле слова. Счастье — жалкая и ничтожная вещь, а у свободы, возможно, вообще нет смысла. Есть великие примеры и судьбы, которые принадлежат нам, и мы любим их даже в тот момент, когда они разрушают нас. Неужели ты думаешь, что я сам отделен от того, что происходит здесь, что я свободен? Я тоже часть окружающего. Все это не принадлежит мне — я принадлежу этому. И это единственный образ жизни, который здесь возможен, потому что такой образ жизни несколько человек выбрали для себя, и он пользуется здесь абсолютным авторитетом. И каждый, кто хочет остаться здесь, должен подчиняться ему, и ты тоже должна подчиниться, Мэриан, если намерена остаться здесь.

Слезы хлынули из глаз Мэриан.

— Вы же знаете, я хочу остаться здесь.

— Тогда я должен взять с тебя слово: никаких больше игр подобного рода. Ты обещаешь? Обдумай как следует, прежде чем отвечать.

— Обещаю, обещаю.

— Вот и молодец. Иди сюда и располагайся поудобнее. И давай вытрем слезы. — Он мягко потянул ее и посадил к себе на колено.

Мэриан, всхлипывая, склонилась к его плечу и позволила ему вытереть себе лицо большим белым носовым платком.

— Ну, ну, полно. Не надо больше слез, дитя мое. Все здесь любят тебя. Я люблю тебя. Обними меня, так-то лучше. Успокойся, девушка Мэриан, не надо печалиться, это хорошая минута. Подними голову и дай мне посмотреть на тебя. Дай мне увидеть твое хорошенькое личико, позволь мне поцеловать тебя, — шептал он ей, проводя рукой по ее лицу и наклоняя ее голову. В комнате сейчас было уже почти темно. Мэриан беспомощно прильнула к его руке и, закрыв глаза, искала его губы.

Он запечатлел на ее губах долгий поцелуй. Время и место — все перемешалось в темную жаркую смесь, и она чуть не потеряла сознание. Затем, решительно отстранившись, Джералд снял ее с колен, посадил на стул и снова провел по ее лицу своей большой рукой, держащей носовой платок.

— Полно…

Мэриан неловко встала, придерживаясь за спинку стула. Казалось, что-то произошло с ее коленями, и она с трудом могла стоять. Она начала что-то говорить.

Джералд поднялся:

— Ни слова больше, дитя мое. Я должен вернуться к Ханне. Ужин пришлют тебе сюда. Потом как следует умойся холодной водой, причеши волосы и приходи в комнату Ханны. Она захочет увидеть тебя. Мы все теперь добрые друзья, да, Мэриан?

Она бормотала что-то утвердительное, пока он выходил из комнаты, затем внезапно села на пол. Она не могла бы потерпеть большего поражения, даже если бы он поступил с ней как когда-то с Джеймси. Ее испуганное сердце, ее испуганное тело полностью подчинились ему.

Глава 19

Спустя немного времени Мэриан постучала в дверь комнаты Ханны. Она никак не могла перестать плакать, и ей пришлось несколько раз умываться и пудриться.

Войдя в освещенную комнату из темного коридора, она за метила, что все были в сборе, раздавался приглушенный бодрый шум голосов, словно проходил небольшой чинный вечер. Шторы были уютно задернуты, все собрались у камина, держа стаканы в руках. Когда она подошла, фигуры перед ней затуманились, она искала Ханну. Минутой позже пред ней предстало лицо Ханны, побледневшее и омытое недавними слезами, но спокойное и восторженное, как у человека, спасшегося от кораблекрушения. Затем Ханна обняла и поцеловала ее. Секундой позже она тоже держала стакан, протянутый ей Джеймси.