— Что это? — вскричал пленник. — Куда вы меня ведете?
— Уже привели, дорогой, — ласково отвечал конвоир, пинком ноги загоняя его вовнутрь. — Принимайте гостя, — сказал он двоим звероватого вида субъектам и удалился.
С трудом удержавшись на ногах, пленник остановился посреди помещения, с любопытством оглядываясь по сторонам. Два потертых коврика на земляном полу, деревянная лестница у стены. Круглое отверстие в полу с открытой металлической крышкой. Устойчивый запах анаши. Все.
Один из охранников достал ключ и отпер внутреннюю решетчатую крышку, второй поднес лестницу и опустил ее вниз.
— Залезай давай, — приказал он, хихикая.
— Не надо! — заорал пленник. — Я темноты боюсь!
— Не бойся, — засмеялся другой. — Темнота — друг молодежи… — и подтолкнул упирающегося пленника в сторону ямы.
— Я кричать буду! — заявил он, начиная спуск в темень и смрад.
— Кричи на здоровье — захихикали тюремщики.
Его голова исчезла, а потом опять появилась на поверхности.
— А можно, я буду петь?
— Пой, а мы слушать будем. Хорошо петь будешь, ночью наверх поднимем, покушать дадим, любить тебя будем.
Он спустился вниз, лестницу вытянули наверх, решетчатую крышку опустили и заперли на замок. Внутри ямы стояла жуткая вонь, под ногами шуршала сухая трава. Подождал, пока глаза привыкнут к темноте, и попытался осмотреться по сторонам. Провел рукой по гладкой прохладной стене. Вот он, оказывается, какой, зиндан, визитная карточка Востока, тюрьма, из которой не сбежать.
Зашуршала трава, к пленнику из темноты вышел здоровенный лысый бородач в рваном халате.
— Грязный кяфир, — прошипел он, протягивая скрюченные пальцы к его горлу. — Убью!
Смрадный воздух восточной тюрьмы непонятно почему благотворно повлиял на московского журналиста. Он не стал визжать и звать на помощь, вместо этого сделал шажок навстречу нападающему и закатал ему кулаком в лоб. Поддел с левой в печень и добавил правой в челюсть. Глаза бородача закатились, затем сошлись на конус к переносице, и он грузно осел на пол.
— Вы хотели песен, — тихонько, себе под нос произнес пленник, — их есть у меня… — встав так, чтобы его освещала полоска света из отверстия под потолком, он прокашлялся и манерным голосом провинциального конферансье произнес: «Дорогие друзья! Позвольте открыть наш концерт в пользу арестованных и их семейств этой лирической песней…» Задрал голову и заорал как кастрируемый ишак.
Закончил петь, замер, наклонив голову в ожидании бури оваций.
— Молодец, еще давай! — восторженно проорали сверху охранники. Они только что выкурили еще одну папиросу с травкой на двоих, а потому жизнь казалась им необычайно прекрасной.
— Для вышестоящих товарищей исполняется! — он набрал полную грудь воздуха и затянул:
Веселей, ребята!
Выпало нам
Строить путь железный, а короче — БАМ!
Сидящий на полу бородач, убрал руки от головы и хриплым голосом произнес:
— Ты очень плохо поешь!
— А ты еще не видел, как я танцую, — ответил самодеятельный исполнитель, сам себе аплодируя.
— Не надо БАМ, «Учкудук» давай! — донеслось сверху.
— Запросто, — не стал спорить певец и заорал так, что задрожали стены зиндана:
Учкуду-у-у-ук, три колодца!
— Дальше я слов не знаю, — честно сознался он и предложил. — Давайте лучше эту:
Белый аист летит, над белесым Полесьем летит…
Представьте себе тихий весенний вечер в Средней Азии. Небольшой кишлак у подножья древних гор, освещаемый заходящим за эти самые горы солнышком, несколько десятков глинобитных домиков за дувалами, арычок с мутной водицей вдоль пыльной дороги и… жуткий рев, перекрывающий вой собак во дворах:
Молодость моя, Белоруссия!
Песни партизан, сосны да туман.
Песни партизан, алая заря,
Молодость моя, Белоруссия-я-я!!!
Такие вот байки из склепа, извините, песни из зиндана. Сюрреализм с дурдомом в одном флаконе.
— Хватит! — донеслось через некоторое время сверху. — Замолчи!
— Последняя песня, — взмолился уже изрядно охрипший, но не растерявший творческого запала исполнитель. — Про всех нас. Называется «Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались». Клянусь, вам понравится.
— Сейчас гранату брошу, — пригрозили сверху и захлопнули внешнюю металлическую крышку. Щелкнул запираемый замок, стало совсем темно.
— Концерт закончен, — просипел он, собрал наощупь кучку травы и сел, вслушиваясь в темноту. Рядом с ним угрожающе проворчал что-то бородач и замолк. Где-то в углу кто-то приглушенно рассмеялся и зашуршал травой. Он достал из одного носка заныканную там пачку сигарет, из другого зажигалку. Закурил и стал ждать непонятно чего.
Стало прохладно, он встал на ноги и, помахав руками и несколько раз присев, начал остервенело чесаться: трава на полу просто-таки кишела какими-то мелкими, но очень кусачими насекомыми.
— Только этого не хватало, — хрипло выматерившись, он опять сел и достал сигарету.
— Эй, русский, — бородач придвинулся поближе, — дай курить.
— А ты что дашь? — деловито поинтересовался тот.
— Одеяло на ночь, а ты мне десять сигарет.
— Столько у меня нет, — схитрил он. — Одну сигарету.
— Пять.
— Две, учти, больше не дам.
— Три сигареты.
— Ладно.
— Хоп, договорились.
Накинув на себя грязную вонючую тряпку, которая здесь, в зиндане, сошла за одеяло, он затих и даже стал посапывать. Услышав приближающийся шорох, не меняя позы, резко выбросил на звук кулак. Попал.
— Исчезни во мраке, душман, — тихо сказал он. — В другой раз просто голову оторву.
Обиженно бурча что-то себе под нос, бородач отполз подальше. Наступила тишина.
Люк в яму открылся неожиданно даже для него, вот уже который час ожидавшего нечто подобное. Луч фонарика упал ему на лицо, он заморгал, отворачиваясь.
— Ты как, Шаляпин? — тихонько донеслось сверху.
— Блохи заели, — вполголоса пожаловался он, поднимаясь на ноги. — Фонарь давай.
Луч фонаря пробежался по углам. Оказывается, кроме него здесь было еще двое: отвернувшийся к стене, прикидывающийся крепко спящим давешний бородач и молодой парень в отдалении.
— Подойди. — Тот встал на ноги, неуверенно ступая, приблизился и остановился, так, что его можно было разглядеть. Высокий, светловолосый и светлоглазый, чертами лица больше похожий на скандинава, чем на таджика. Он, точно он, паролей и отзывов не понадобилось.
— Ты так похож на брата, Равшон… — голос у говорящего вдруг дрогнул.
— Кто вы? — спросил парень, моргая от бьющего в глаза света.
— Потом поговорим, — появившийся в яме очень высокий боец в песочного цвета камуфляже слегка подтолкнул его к лестнице.
— А я? — бородач, о котором все забыли, вдруг вскочил на ноги и ломанулся на выход.
— А ты назначаешься старшим камеры, — боец уронил несостоявшегося беглеца на землю и пресек попытку закричать резким ударом. Быстренько спеленал его и заткнул рот обрывком тряпки, служившей ранее одеялом. — Ходу, ребята, у них через час десять смена караула.
Трое выбрались наружу и заспешили прочь. По мере движения к ним присоединялись еще трое, появившихся внезапно, как будто возникших из темноты, потом еще один и еще трое. В дикой спешке собранная Центром с бору по сосенке группа спецназа под командованием подполковника Новикова, позывной Сова, плюс двое из зиндана, начала подъем в горы. До выхода на площадку, откуда их должен был забрать вертолет, предстояло топать около пяти километров. Равшон Саибназаров сам идти не мог, его уложили на носилки.
Комментариев нет