Граф обвел содержимое комнаты задумчивым взглядом и покачал головой.
– Ясно, что большевики уже побывали в этой комнате. Интересно, почему они все это не конфисковали?
– Возможно, все это им еще здесь пригодится, – ответила Нина с уверенностью, свойственной только детям.
– Точно, – подумал граф. – Так оно и есть.
Несмотря на победу пролетарской революции и отстранение от власти представителей привилегированного класса, банкеты никто не собирался отменять. Кто знает, может быть, со временем большевики будут устраивать банкетов не меньше, чем при царе? Если раньше праздновали годовщины воцарения Романовых, то большевики могли начать праздновать столетие написания Марксом «Капитала» или серебряную свадьбу Ленина и Крупской. Точно так же, как и раньше, перед этими мероприятиями будут составлять списки гостей, укорачивать их из‑за отсутствия места, печатать и рассылать приглашения. Седовласые большевики, новые хозяева страны, будут сидеть за столами и, пока оратор в зале читает пламенную речь, кивком отвечать на вопрос официанта: «Да, конечно, я не откажусь от спаржи».
Помпа, церемонии и блеск – вещи очень заразительные. Это часть государственности, и от них никуда не деться.
Императора могут стащить за волосы с трона и выбросить на улицу. Но потом, постепенно, новый владыка захочет, чтобы ему помогли надеть пиджак, а затем подумает о том, что этот пиджак было бы неплохо украсить парой медалей. А уж после демократический правитель захочет, чтобы ему поставили кресло с высокой спинкой, которое лучше соответствует его высокому положению. Солдаты революции могут сбивать со зданий царских орлов и сжигать старые знамена, но рано или поздно помпа и церемонии снова станут уделом правящих, точно так же, как это было при царе.
Нина, с восхищением рассматривая принадлежности для сервировки стола, увидела незнакомый предмет и, показав на него пальцем, спросила: «А что это?»
На полке, за рядом подсвечников, стояла отлитая из серебра женская фигурка в широкой юбке и с высокой прической, как у Марии‑Антуанетты.
– Это колокольчик, которым хозяйка просит лакеев принести перемену блюд.
Граф поднял «Марию‑Антуанетту» и покачал ею как колокольчиком. Из‑под юбки раздался приятный звон (высокая нота до), который извещал, что тарелки гостей надо собрать и подать новые.
На протяжении последующих дней Нина показывала графу потайные уголки «Метрополя». В начале «обучающего курса» граф считал, что их экскурсии ограничатся только подвалом, в котором находились подсобные помещения. Но после того как они с Ниной осмотрели комнату для сортировки почты, телефонный коммутатор и остальные комнаты первого этажа и подвала, в один прекрасный день девочка повела его наверх, в номера гостей.
Однако Нина не ходила по комнатам гостей, чтобы что‑нибудь украсть или подсмотреть. Ее интересовал вид, открывавшийся из окон.
Из окон каждого номера в зависимости от этажа и стороны света, к которой было обращено окно, открывался новый вид. Кроме того, вид менялся в зависимости от времени дня и года. Если вам хотелось посмотреть парад на Красной площади, то лучшим местом для этого являлся номер 322. Если вы хотели незаметно кинуть снежком в прохожих, лучше всего было идти в номер 405 с большими карнизами. Даже из номера 244, который выходил на противоположную от Красной площади сторону и вид из которого был не самым лучшим, можно было увидеть стоявших внизу продавцов овощей и фруктов.
Ну а если бы вы пожелали увидеть, как люди прибывают на представление в Большом, вам стоило пойти в бывший номер графа…
Так вот. Двенадцатого июля в семь часов, в то время, когда граф прогуливался по фойе отеля, Нина подала ему тайный сигнал. Через две минуты после этого они встретились на лестнице, прошли мимо номеров 313, 314 и 315, двигаясь по направлению к номеру, в котором граф жил раньше. Нина засунула ключ в замочную скважину и открыла дверь. Граф не без некоторого замирания сердца и волнения вошел внутрь.
В этом номере графу был знаком буквально каждый сантиметр. Он увидел, что обитые красной тканью диван и стулья, а также напольные часы его деда и китайские вазы из Тихого Часа все еще стояли в номере. На французском журнальном столике (который сюда поставили для замены принадлежавшего его бабушке, который он взял с собой на чердак) лежала сложенная газета «Правда» и стоял недопитый стакан с чаем.
– Давай быстрее, – произнесла Нина и подошла к расположенному в северо‑западном углу здания окну.
Из этого окна они увидели ярко освещенный фронтон Большого театра. Большевики, одетые как персонажи из «Богемы», стояли или ходили между колоннами театра. Свет в фойе несколько раз мигнул, мужчины бросили папиросы и взяли своих спутниц под руку. Когда в двери театра входили последние зрители, у входа в здание остановилось такси, из которого вышла женщина в красном платье и, придерживая его длинный подол, взбежала по ступенькам.
Нина наклонилась вперед и прислонилась лбом к оконному стеклу.
– Ах, как бы мне хотелось быть на ее месте! – мечтательно прошептала она.
«Да, – подумал граф. – И не только тебе одной».
* * *
В тот вечер граф сидел в комнате на чердаке и вспоминал посещение своего бывшего номера.
Он не думал о дедовых напольных часах или прекрасном виде из окна. Он вспоминал стакан чая и газету на столике.
Мизансцена почему‑то запомнилась графу, и он представил себе, как в ней жил новый постоялец. Он представил, что гость отеля вернулся в номер около четырех часов, снял и повесил пиджак, заказал чай и открыл газету. Потом гость сел выпить чаю и спокойно почитать газету, чтобы скоротать время. Граф понял, что в его бывшем номере поселился господин, располагавший свободным временем.
Граф поднял глаза и обвел взглядом свое новое жилище, которое показалось ему как никогда маленьким. Предметы мебели заполняли комнату, громоздясь друг на друга. Перед тем как открыть дверь кладовки, ему приходилось каждый раз отодвигать стул с высокой спинкой. Без всякого сомнения, места в чердачной комнатушке графа было явно недостаточно…
Тут граф вспомнил о том, что в «Метрополе» есть комнаты, спрятанные за другими комнатами, и двери за закрытыми дверями…
Он встал с кровати, прошел вокруг бабушкиного стола, отодвинул стул с высокой спинкой и встал напротив двери в микроскопическую кладовку. Проем двери кладовки был изящно отделан выпуклой дубовой планкой. Граф уже давно решил, что эта обивка представляет собой довольно странное архитектурное излишество. И тут его посетила мысль: а что, если кладовку пристроили в дверном проеме, который находился здесь раньше и вел в другое помещение?
Граф открыл дверь кладовки, отодвинул в сторону висевшие там пиджаки и постучал о заднюю стенку. По звуку он понял, что стенка тонкая. Он надавил на нее ладонью и почувствовал, что она прогибается. Тогда он снял пиджаки и положил их на кровать. Потом, схватившись руками за дверные косяки, с силой ударил ногой в перегородку. Раздался хруст. Он снова ударил ногой в фанерную перегородку, которая дала трещину и сломалась. Он отломал куски фанеры и вошел в образовавшийся проем.
Комментариев нет