— Мисс Джейн, снимите фартучек… Что вы там делаете? Лицо и руки вы утром вымыли?
Прежде чем ответить, я дернула еще раз, потому что хотела, чтобы птичка получила свой завтрак. Рама поддалась, я высыпала крошки — часть на каменный подоконник снаружи, часть на сук вишни, — закрыла окно и лишь тогда сказала:
— Нет, Бесси. Я только сейчас кончила вытирать пыль.
— Неряшливая, непослушная девочка! Что вы тут затевали? Вон как покраснели, будто придумали гадкую шалость. А окно для чего открыли?
Отвечать мне не пришлось, так как Бесси было не до моих объяснений. Она торопливо потащила меня к умывальнику, беспощадно, но, к счастью, недолго намыливала мне лицо и руки и вытирала их грубым полотенцем. Привела в порядок мои волосы жесткой щеткой, сдернула с меня фартучек, вытащила на лестничную площадку и приказала немедленно спуститься в малую столовую, где меня ждут.
Я бы спросила, кто ждет, я бы потребовала узнать, там ли миссис Рид, но Бесси уже скрылась в детской и захлопнула дверь перед моим носом. Я медленно спустилась по лестнице. Уже почти три месяца я не видела миссис Рид, а после столь долгого заключения в детской гостиная, большая и малая столовые казались мне обителями ужаса, и я боялась в них вторгнуться. Робея и дрожа, я остановилась в пустой передней перед дверью в малую столовую. В какую жалкую дурочку превратил меня в те дни страх, порожденный несправедливым наказанием! Я страшилась вернуться в детскую и страшилась открыть дверь и войти. Десять минут я простояла так в мучительных колебаниях, но затем донесшийся из малой столовой яростный звон колокольчика заставил меня решиться. Выбора не было: я должна была войти.
«Кому я понадобилась? — спросила я мысленно, обеими руками поворачивая тугую дверную ручку, которая не сразу поддалась моим усилиям. — Кого я увижу рядом с тетушкой Рид? Мужчину? Женщину?» Ручка повернулась, дверь отворилась внутрь, я вошла, сделала низкий реверанс, подняла глаза и увидела… черную каменную колонну! Во всяком случае, так мне померещилось в первое мгновение: на каминном коврике высилась прямая узкая фигура, облаченная в непроглядно черное. Суровое лицо вверху казалось каменной маской, заменяющей капитель.
Миссис Рид сидела на своем обычном месте у огня. Она сделала мне знак приблизиться, а затем представила меня каменной фигуре следующими словами:
— Вот девочка, по поводу которой я обратилась к вам.
Он — потому что это был мужчина — медленно повернул голову в мою сторону и, осмотрев меня инквизиторскими серыми глазами, которые поблескивали из-под пары кустистых бровей, произнес торжественно-глубоким басом:
— Она выглядит маленькой. Сколько ей лет?
— Десять.
— Так много? — сказал он с сомнением и еще несколько минут продолжал осмотр. Затем спросил у меня: — Как тебя зовут, девочка?
— Джейн Эйр, сэр.
Произнеся эти слова, я посмотрела вверх. Он показался мне очень высоким джентльменом, но ведь я и правда была маленькой. Крупные черты лица, как и очертания его фигуры, выглядели равно суровыми и чопорными.
— Ну-с, Джейн Эйр, ты хорошая девочка?
Ответить на этот вопрос утвердительно было невозможно: в моем крохотном мирке все придерживались противоположного мнения. И я промолчала. За меня ответила миссис Рид, выразительно покачав головой. После чего она добавила:
— Пожалуй, чем меньше говорить на эту тему, мистер Броклхерст, тем лучше.
— Слышать это поистине грустно! Нам с ней необходимо немного побеседовать. — И, отклонившись от перпендикуляра, он опустился в кресло напротив миссис Рид. — Подойди сюда, — сказал он.
Я подошла, и он поставил меня перед собой столбиком. Его лицо теперь оказалось почти на одном уровне с моим, и что это было за лицо! Какой огромный нос! А рот! А большие торчащие зубы!
— Нет ничего печальнее, чем видеть нехорошее дитя, — начал он. — И особенно нехорошую маленькую Девочку. Ты знаешь, куда плохие люди попадают после смерти?
— Они попадают в ад, — ответила я без запинки, как положено.
— А что такое ад? Ты можешь мне сказать?
— Яма, полная огня.
— А тебе хотелось бы упасть в эту яму и вечно гореть в ней?
— Нет, сэр.
— Что тебе следует делать, чтобы не попасть туда?
Я задумалась и ответила не слишком удачно:
— Я должна быть очень здоровой и не умереть.
— Как ты сумеешь оставаться здоровой? Дети меньше тебя годами умирают ежедневно. Всего лишь два дня назад я похоронил дитя пяти лет, хорошее дитя, чья душа теперь на небесах. Следует опасаться, что того же нельзя было бы сказать о тебе, будь ты призвана теперь.
Не имея возможности рассеять его сомнения, я только опустила взгляд на две огромные ступни, упертые в коврик, и вздохнула, от всей души желая очутиться где-нибудь далеко-далеко отсюда.
— Уповаю, это вздох из глубины сердца, и ты раскаиваешься в том, что причиняла огорчения своей превосходнейшей благодетельнице.
«Благодетельнице! Благодетельнице! — повторила я про себя. — Они все называют миссис Рид моей благодетельницей. Значит, «благодетельница*4 — это что-то очень скверное».
— Ты молишься утром и вечером? — продолжался допрос.
— Да, сэр.
— Ты читаешь Библию?
— Иногда.
— С радостью? Ты любишь ее читать?
— Мне нравятся Откровение, и Книга Даниила, и Бытие, и Самуил, и кусочки Исхода, и некоторые части в Книгах Царств и в Паралипоменоне, а еще Иов и Исайя.
— А псалмы? Уповаю, они тебе нравятся.
— Нет, сэр.
— Нет? Возмутительно! У меня есть сынок, моложе тебя годами, так он знает наизусть шесть псалмов, и когда его спрашивают, что он предпочтет: съесть имбирную коврижку или выучить стих псалма, он отвечает: «Стих псалма! Ангелы поют псалмы, — говорит он, — а мне хочется быть маленьким ангелом тут, внизу». И тогда он получает две коврижки в вознаграждение за свое младенческое благочестие.
— Псалмы совсем не интересные, — заметила я.
— Это доказывает, что у тебя дурное сердце. И ты должна молиться Богу, чтобы Он его изменил, дал бы тебе новое, чистое, и взял бы твое каменное, и дал тебе сердце плотяное.
Я было собралась спросить, как будет производиться операция по замене моего сердца, но тут миссис Рид приказала мне сесть и продолжила разговор сама:
— Мистер Броклхерст, в письме, которое я написала вам три недели назад, было, если не ошибаюсь, указано, что характер и наклонности этой девочки не таковы, какими мне хотелось бы их видеть, и если вы примете ее в Ловудскую школу, то я прошу, чтобы директрисе и учительницам было указано строго следить за ней и, главное, остерегаться ее худшего недостатка — склонности обманывать. Я упоминаю об этом в твоем присутствии, Джейн, чтобы ты не вздумала вводить мистера Броклхерста в заблуждение.
Да, не напрасно я боялась миссис Рид, не напрасно ее не любила — в ее натуре было наносить мне жестокие раны. Никогда я не чувствовала себя спокойно в ее присутствии: какой бы послушной я ни старалась быть, сколько бы усилий ни прилагала, чтобы угодить ей, любые мои попытки отвергались и вознаграждались фразами вроде приведенной выше. Это обвинение, произнесенное в присутствии незнакомого человека, поразило меня в самое сердце. Я смутно поняла, что она уже лишила всякой радости новое существование, которое мне предназначила. Я почувствовала, хотя и не сумела бы выразить этого словами, что она сеет отвращение и недоверие на моем будущем пути. Я увидела, как превращаюсь в глазах мистера Броклхерста в хитрую, злокозненную лгунью. А как я могу исправить причиненный мне вред?
Комментариев нет