Двое

Четверть первого. Наверняка несчастный случай. Ничего другого и предположить нельзя. О Боже, сделай так, чтобы с ней ничего не произошло. Я не знаю, кто ты, но если ты существуешь, кем бы ты ни был, Боже, в этот раз пусть все обойдется. Клянусь, что постараюсь быть хорошим. Ведь ты все время беспокоишься именно об этом? Хороши ли люди? И вся разница между Шекспиром и Банном для тебя – это разница между Верой и Религиозной практикой? Осознаешь ли ты, что Леонардо как художник более велик, чем Хейли, или тебе это безразлично? Прости; я поверю во что угодно, сделай, чтобы это не был несчастный случай.

Что предпринять? Позвонить Маргарет? Но вдруг это не Маргарет. Разбудить Элис и спросить, не знает ли она, куда отправилась ее хозяйка. Но это выглядело бы довольно… и потом, Элис может не знать… и… несчастные случаи не так уж часты. По крайней мере, с такими людьми, как Сильвия. За все это время с ней не произошло ни одного. Предположим, они бы отправились всей компанией ужинать, как он и собирался, – только они были одеты не для ресторана, – так если бы они были одеты как полагается, он бы вернулся еще позже. И никакого несчастного случая. Просто ужин в ресторане…

Почти половина первого. Что-то случилось. Она умерла, она погибла. Что делать? Сколько можно ждать? Где бы она ни была, ей давно пора вернуться. Сильвия, Сильвия!

Снизу послышался слабый шорох; похоже, что скребется мышь. Реджинальд бросился к двери, выбежал на лестницу. Во входной двери поворачивается ключ, дверь открывается и закрывается, шуршит платье. Сильвия!

“Слава Богу! – воскликнул мысленно Реджинальд. А потом подумал сердито, потому что очень перепугался: – Ну и ну!”

И он вернулся в гостиную, пока Сильвия легкими шагами поднималась по лестнице.

IV

– Ура, дорогой, ты вернулся! – воскликнула Сильвия радостно.

Начало было не из лучших.

– Вернулся! – сказал Реджинальд. – Ты знаешь, который час?

– Нет. Я оставила дома часы. А что, очень поздно?

– Половина первого, – ответил он холодно. И добавил: – Ровно.

Сильвия засмеялась. Очаровательно, как показалось бы любому, но не Реджинальду.

– А я все время думала, как поздно ты вернешься, и как я буду ждать тебя, ведь Голдерс Грин неблизко.

– Ну, все-таки не Манчестер.

– Конечно. Хотя я даже не знаю толком, где это. Я должна съесть сандвич. Элис просто прелесть. – Сильвия присела на ручку кресла и принялась есть. – Ты давно вернулся?

– Час назад, – ответил Реджинальд холодно. И добавил: – Почти.

– Дорогой, тебе не стоило дожидаться меня.

– Ты понимаешь, что я не знал, где ты?

– Я не могла сообщить тебе, дорогой, потому что плохо представляла себе, где ты. То есть где ты ужинаешь.

– Могла оставить записку.

– Я подумала об этом, но уже торопилась и к тому же была уверена, что вернусь раньше тебя. – Щеки ее чуть порозовели (никто, кроме Реджинальда, никогда не видел этого застенчивого румянца). – Я так люблю оставлять тебе записки и находить твои. Но в последнее время мы их почти не пишем. – И она тихонько вздохнула.

Но Реджинальд все еще был сердит, причем вдвойне. Во-первых, потому, что ее вечер в одиночестве, вызвавший у него угрызения совести, оказался плодом его воображения; во-вторых, потому, что натерпелся из-за нее такого страху.

– Где же ты все-таки была? – спросил он и, спросив, подумал, до чего глупо здесь звучит “все-таки”.

– На премьере в “Паласе”, дорогой, – ответила Сильвия весело и гордо, как будто ожидая восторгов по этому поводу.

Восторгов не последовало.

– В “Паласе”? Каким образом… кто же… и как…

– Меня пригласил лорд Ормсби.

– Ормсби! Ты шутишь, надеюсь! – воскликнул Реджинальд.

Ормсби! Отправиться на премьеру с Ормсби!

– Да нет же, не шучу, дорогой.

Что за глупости я говорю: “Ты шутишь, надеюсь!” Как персонаж из романа. И он рассердился на Сильвию еще больше, потому что она, разумеется, заметила, что он разговаривает как персонаж из романа.

– Вдвоем? – спросил он.

– Да, конечно. То есть мы пришли вдвоем, а там оказалось множество знакомых, и лорд Ормсби познакомил меня еще со многими людьми. Слева от меня сидел… забыла фамилию… человек, который просто в восторге от твоей книги и жаждет с тобой познакомиться.

Отправиться на премьеру с Ормсби – вдвоем! А потом думать, что при всем этом его могут заинтересовать восторги какого-то дурака по поводу его книги! Что же еще мог сказать этот бедняга сосед!

– Послушай, Сильвия, я думаю, ты знаешь, кто такой Ормсби?

– Ну, конечно, дорогой. Он владелец всех этих газет.

– Ты прекрасно понимаешь, что я говорю о другом. Я имею в виду его личность, его характер. Его репутацию – в отношении женщин.

Произнеся эти слова, он почувствовал, что сделал что-то непоправимое. Его любовь к Сильвии, ее любовь к нему, тайны их любви, известные только им двоим, ее верность – все это были вещи, о которых никогда не говорилось ни слова. Они существовали, они были несомненны; если начать в них сомневаться, миру придет конец. Он и не усомнился; но фраза, произнесенная им, как бы поставила их в категорию вещей, относительно которых сомнения возможны.

Рука Сильвии, протянутая к подносу, медленно опустилась. Она поглядела на него – сердито, обиженно, недоуменно? Он не мог бы сказать. Как мало он ее знает.

Я не знаю о тебе ничего, думал он, но так люблю тебя, что сердце сжимается. Ах, зачем я сказал все это? Не смотри на меня так. Скажи что-нибудь. Давай лучше устроим скандал.

Она тихонько вздохнула.

– Ну? – настаивал он.

– Дорогой, должна ли я знать репутацию всех людей, с которыми ты меня знакомишь?

Он не мог сдержать злости:

– Я не… Я хочу сказать… Ты прекрасно понимаешь, в чем дело.

– Я только спросила.

Несмотря на гнев, он оценил, как умно она поставила вопрос, и почувствовал гордость за нее; и рассердился еще сильнее, видя ее ум и самообладание.

– Одно дело, – принялся он объяснять ей терпеливо, как ребенку, – пойти в гости к даме в большой компании и совсем другое – отправиться в театр вечером вдвоем с мужем этой дамы.

Она не ответила. Она вновь протянула руку к подносу, налила себе немного лимонаду и выпила.

– Сильвия! – воскликнул Реджинальд, вдруг в ужасе поняв, что он сейчас наговорил и к каким непоправимым последствиям это может привести. – Ты же знаешь, я не… я хочу сказать, что это ничего… это не… я не хотел тебя обидеть… Просто у Ормсби такая репутация в отношении женщин, что люди, увидев тебя с ним в “Паласе” вечером… как раз именно там… станут говорить… люди, которые не знают тебя… я хочу сказать, начнут думать, кто, собственно, ты такая. Страшно вообразить… что они решат… именно с Ормсби.