Королева с горечью покачала головой.
– Если судить по его отношению ко мне, – сказала она, – то кардинал не сделает ничего, а может быть, даже будет против нас. Наше пребывание во Франции уже тяготит его, а тем более будет тяготить его присутствие короля. Милорд, – продолжала Генриетта, грустно улыбнувшись, – тяжело и даже стыдно признаться, но мы провели зиму в Лувре без денег, без белья, почти без хлеба и часто вовсе не вставали с постели из‑за холода.
– Ужасно! – воскликнул лорд Винтер. – Дочь Генриха Четвертого, супруга короля Карла! Отчего же, ваше величество, вы не обратились ни к кому из нас?
– Вот какое гостеприимство оказывает королеве министр, у которого король хочет просить гостеприимства для себя.
– Но я слышал, что поговаривали о браке между принцем Уэльским и принцессой Орлеанской, – сказал лорд Винтер.
– Да, одно время я на это надеялась. Эти дети полюбили друг друга, но королева, покровительствовавшая вначале их любви, изменила свое отношение, а герцог Орлеанский, который вначале содействовал их сближению, теперь запретил своей дочери и думать об этом союзе. Ах, милорд, – продолжала королева, не утирая слез, – лучше бороться, как король, и умереть, как, может быть, умрет он, чем жить из милости, подобно нам.
– Мужайтесь, ваше величество, – сказал лорд Винтер. – Не отчаивайтесь. Подавить восстание в соседнем государстве – в интересах французской короны, ибо во Франции тоже неблагополучно. Мазарини – государственный человек и поймет, что необходимо оказать помощь королю Карлу.
– Но уверены ли вы, – с сомнением сказала королева, – что вас не опередили враги короля?
– Кто, например? – спросил лорд Винтер.
– Разные Джойсы, Приджи, Кромвели.
– Портные, извозчики, пивовары! О ваше величество, я надеюсь, что кардинал не собирается вступать в союз с подобными людьми.
– А кто он сам? – сказала королева Генриетта.
– Но ради чести короля, чести королевы…
– Хорошо. Будем надеяться, что он сделает что‑нибудь ради их чести. Преданный друг всегда красноречив, милорд, и вы почти успокоили меня. Подайте мне руку, и отправимтесь к министру.
– Ваше величество, – возразил лорд Винтер, склоняясь перед королевой, – вы оказываете мне слишком большую честь.
– Но что, если он откажет, – сказала королева Генриетта, остановившись, – а король проиграет битву?
– Тогда его величество найдет приют в Голландии, где, как я слышал, находится его высочество принц Уэльский.
– А может ли король рассчитывать, что у него много таких слуг, как вы, чтобы помочь ему спастись?
– Увы, немного, ваше величество, – сказал лорд Винтер, – но мы всё предусмотрели, и я явился за союзниками во Францию.
– За союзниками! – произнесла королева, качая головой.
– Ваше величество, – возразил лорд Винтер, – только бы мне найти моих старых друзей, и я ручаюсь за успех.
– Хорошо, милорд, – произнесла королева с мучительным сомнением человека, долго находившегося в несчастии. – Едемте – и да услышит вас бог.
Королева села в карету. Лорд Винтер, верхом, в coпровождении двух лакеев, поехал рядом.
Глава XL
Письмо Кромвеля
В ту минуту, как королева Генриетта выезжала из монастыря кармелиток, направляясь в Пале‑Рояль, какой‑то всадник сошел с коня у ворот королевского дворца и объявил страже, что имеет сообщить нечто важное кардиналу Мазарини.
Хотя кардинал и был очень труслив, все же доступ к нему был сравнительно легок: он часто нуждался в разных указаниях и сведениях со стороны. Действительные затруднения начинались не у первой двери; да и вторую тоже можно было легко пройти, но зато у третьей, кроме караула и лакеев, всегда бодрствовал верный Бернуин, цербер, которого нельзя было умилостивить никакими словами, как и нельзя было околдовать никакой веткой, хотя бы золотой.
Итак, каждый, кто просил или требовал у кардинала аудиенции, у третьей двери должен был подвергнуться форменному допросу.
Всадник, привязав свою лошадь к решетке двора, поднялся по главной лестнице и обратился к караулу в первой зале.
– Проходите дальше, – отвечали, не поднимая глаз, караульные, занятые игрою кто в карты, кто в кости и очень довольные случаем показать, что лакейские обязанности их не касаются.
Незнакомец прошел в следующую залу. Эта зала охранялась мушкетерами и лакеями.
Незнакомец повторил свой вопрос.
– Есть у вас бумага, дающая право на аудиенцию? – спросил один из придворных лакеев, подходя к просителю.
– У меня есть письмо, но не от кардинала Мазарини.
– Войдите и спросите господина Бернуина, – сказал служитель и отворил дверь в третью комнату.
Случайно ли в этот раз, или это было его обычное место, но за дверью как раз стоял сам Бернуин, который, конечно, все слышал.
– Я, сударь, тот, кого вы ищете, – сказал он. – От кого у вас письмо к его высокопреосвященству?
– От генерала Оливера Кромвеля, – отвечал вновь прибывший. – Сообщите это его высокопреосвященству и спросите, может ли он принять меня.
Он стоял с мрачным и гордым видом, свойственным пуританам.
Бернуин, осмотрев молодого человека испытующим взглядом с ног до головы, вошел в кабинет кардинала и передал ему слова незнакомца.
– Человек с письмом от Оливера Кромвеля? – переспросил кардинал. – А как он выглядит?
– Настоящий англичанин, монсеньор, светловолосый с рыжеватым оттенком, скорее рыжий, с серо‑голубыми, почти серыми глазами; воплощенная надменность и непреклонность.
– Пусть он передаст письмо.
– Монсеньор требует письмо, – сказал Бернуин, возвращаясь из кабинета в приемную.
– Монсеньор получит письмо только от меня, из рук в руки, – отвечал молодой человек, – а чтобы вы убедились, что у меня действительно есть письмо, вот оно, смотрите.
Бернуин осмотрел печать и, увидев, что письмо действительно от генерала Оливера Кромвеля, повернулся, чтобы снова войти к Мазарини.
– Прибавьте еще, – сказал ему молодой человек, – что я не простой гонец, а чрезвычайный посол.
Бернуин вошел в кабинет и через несколько секунд возвратился.
– Войдите, сударь, – сказал он, отворяя дверь.
Все эти хождения Бернуина взад и вперед были необходимы Мазарини, чтобы оправиться от волнения, вызванного в нем известием о письме Кромвеля. Но несмотря на всю проницательность, он все‑таки не мог догадаться, что заставило Кромвеля вступить с ним в сношения.
Молодой человек показался на пороге его кабинета, держа шляпу в одной руке, а письмо в другой.
Мазарини встал.
– У вас, сударь, – сказал он, – есть верительное письмо ко мне?
– Да, вот оно, монсеньор, – отвечал молодой человек.
Мазарини взял письмо, распечатал его и прочел:
«Господин Мордаунт, один из моих секретарей, вручит это верительное письмо его высокопреосвященству кардиналу Мазарини в Париже; кроме того, у него есть другое, конфиденциальное, письмо к его преосвященству.
Оливер Кромвель».
– Отлично, господин Мордаунт, – сказал Мазарини, – давайте мне это другое письмо и садитесь.
Молодой человек вынул из кармана второе письмо, вручил его кардиналу и сел.
Кардинал, занятый своими мыслями, взял письмо и некоторое время держал его в руках, не распечатывая. Чтобы сбить посланца с толку, он начал, по своему обыкновению, его выспрашивать, вполне убежденный по опыту, что мало кому удается скрыть от него что‑либо, когда он начинает расспрашивать, глядя в глаза собеседнику.
Комментариев нет