– Наши враги бежали. Они обрезали канат и ускользнули в шлюпке.
Одним прыжком Мордаунт очутился возле каюты и распахнул дверь ударом ноги.
– Пусто! – закричал он. – О дьяволы!
– Мы их догоним, – сказал Грослоу, – они не могли отплыть далеко, и мы потопим их, опрокинув шлюпку.
– Да, но огонь… – простонал Мордаунт, – я уже поджег…
– Что?
– Фитиль.
– Тысяча чертей! – заревел Грослоу, бросаясь к люку. – Может быть, еще не поздно!
Мордаунт ответил ужасным смехом. Черты его исказились ужасом и ненавистью. Он поднял к небу свои воспаленные глаза, как бы бросая туда последнее проклятие, швырнул факел в море и затем ринулся в воду сам.
В тот же момент, едва Грослоу успел ступить на первую ступеньку трапа, палуба треснула; из трещины, словно из кратера вулкана, с ужасающим грохотом, похожим на залп сотни орудий, вырвался сноп пламени. В багровом воздухе полетели в разные стороны горящие обломки.
Затем этот страшный огонь погас, обломки один за другим погрузились в бездну, треща и затухая, и через несколько мгновений ничто более, кроме колебания воздуха, не указывало на происшедшее. Только фелука исчезла под водой, и вместе с ней погибли Грослоу и трое его матросов.
Четверо друзей видели все это; ни одна мелочь не ускользнула от них. На миг осветил их ярко вспыхнувший свет взрыва, озаривший все море вокруг. Они увидели друг друга замершими в самых разнообразных положениях, и у всех лица выражали неописуемый ужас, несмотря на то что в груди их бились твердые, как бронза, сердца. Множество горящих осколков попадало в море около самой лодки. Когда вспыхнувший вулкан погас, тьма вновь покрыла и шлюпку, и волнующийся океан.
С минуту царило подавленное молчание. Портос и д’Артаньян сидели, судорожно сжимая весла, и бессознательно продолжали держать их над водой, перегнувшись всем телом вперед.
– Клянусь богом, – первый прервал гробовое молчание Арамис, – на этот раз, мне кажется, все действительно кончено.
– Ко мне, господа! Сюда! Помогите! Помогите! – вдруг долетел до слуха сидевших в шлюпке жалобный голос, словно исходящий от какого‑то морского духа.
Все переглянулись. Атос вздрогнул.
– Это он! Это его голос! – проговорил он.
Все хранили молчание, потому что, подобно Атосу, все узнали этот голос. Расширенными от ужаса глазами они невольно обратились к тому месту, где исчезла фелука, и, насколько хватало зрения, всматривались в темноту.
Через минуту на воде показался человек; он плыл, с силою рассекая волны. Атос медленно протянул руку, указывая товарищам на плывущего.
– Да, да, – проговорил д’Артаньян, – я его хорошо вижу.
– Опять он! – пыхтя, как кузнечный мех, заметил Портос. – Он, наверное, железный.
– Боже мой, – прошептал Атос.
Арамис и д’Артаньян шептались.
Мордаунт сделал еще несколько взмахов и в знак отчаяния поднял кверху одну руку.
– Господа, помогите, ради всего святого, помогите! Я чувствую, силы покидают меня… я погибаю…
Голос, моливший о помощи, так дрожал, что жалость проникла в сердце Атоса.
– Несчастный! – пробормотал он.
– Только этого не хватало! – заметил д’Артаньян. – Вы еще жалеете его! Но он плывет прямо на нас. Неужели он думает, что мы возьмем его? Гребите, Портос, гребите!
И, подавая пример, д’Артаньян заработал своим веслом. Два сильных взмаха сразу продвинули шлюпку футов на двадцать.
– О! Вы не оставите меня, не дадите погибнуть, сжальтесь над несчастным! – взывал Мордаунт.
– Ага! – крикнул ему Портос. – Теперь вы, кажется, попались, старина: теперь вам не уйти, разве что прямо в ад!
– О Портос, – умоляющим голосом произнес граф де Ла Фер.
– Оставьте меня в покое, Атос. Сказать по правде, вы становитесь смешны с вашим вечным великодушием. Предупреждаю вас, что если он подплывет к шлюпке на десять шагов, я размозжу ему веслом голову.
– О, будьте милосердны, не удаляйтесь от меня! Сжальтесь надо мной! – кричал молодой человек.
Порою волна заливала его с головой, и на поверхности появлялись пузыри от его порывистого, утомленного дыхания.
Тем временем д’Артаньян, внимательно следивший за каждым движением Мордаунта, кончил переговариваться с Арамисом и встал.
– Сударь, – обратился он к плывущему, – прошу вас удалиться. Раскаяние ваше слишком свежо, чтобы мы могли питать к нему хотя бы малейшее доверие. Заметьте, что обломки фелуки, на которой вы хотели испечь нас, еще дымятся, вероятно, кое‑где на поверхности моря; и потому ваше теперешнее положение – прямо великолепное по сравнению с тем, что вы готовили нам. Не наша вина, что вашими жертвами стали, вместо нас, Грослоу и его люди.
– Господа! – в отчаянии возопил Мордаунт. – Клянусь вам, что мое раскаяние искренне. Господа, я так еще молод, мне лишь двадцать три года! Господа, я поддался весьма понятному чувству, я хотел отомстить за свою мать; и вы на моем месте поступили бы так же, как я.
Д’Артаньян, заметив, что Атос все более проникается чувством жалости, на последние слова Мордаунта только презрительно усмехнулся и пробормотал:
– Как сказать!
Мордаунту оставалось сделать только три‑четыре взмаха, чтобы достигнуть шлюпки: близость смерти, казалось, придала ему сверхчеловеческую силу.
– Увы, – вновь начал он, – я должен умереть! Вы хотите убить сына так же, как убили мать. Но я не признаю себя виновным. По всем законам божеским и человеческим сын должен отомстить за мать. Но если даже это преступление, – прибавил он, – то раз я каюсь, раз я прошу прощения, меня надо простить.
В эту минуту силы как будто оставили его. Он погрузился в воду, волна залила его, и голос его прервался.
– О, мое сердце разрывается! – воскликнул Атос.
Мордаунт снова появился.
– А я, – отвечал ему резко д’Артаньян, – считаю, что с этим надо покончить. Слушайте, убийца своего дяди, палач короля Карла, поджигатель, отправляйтесь‑ка на дно. Если же вы приблизитесь к шлюпке еще ближе, я размозжу вам веслом голову.
Мордаунт, движимый отчаянием, сделал еще один взмах по направлению к шлюпке. Д’Артаньян обеими руками поднял весло. Атос встал.
– Д’Артаньян! Д’Артаньян! – остановил он его. – Д’Артаньян, сын мой, я вас умоляю! Этот несчастный умрет, но недостойно дать погибнуть человеку, не протянув ему руку, ведь сейчас достаточно только руку протянуть, чтобы его спасти. О, мое сердце повелевает мне поступить так! Я не могу перенести этого. Пусть он живет.
– Великолепно! – воскликнул д’Артаньян. – Почему бы вам не связать себя по рукам и ногам и не отдаться этому негодяю? Так было бы проще. Ах, граф де Ла Фер, вы хотите погибнуть из‑за него, но я, ваш сын, – как вы сами сейчас назвали меня, – я не желаю этого.
В первый раз д’Артаньян устоял перед просьбой Атоса, когда тот называл его сыном.
Арамис хладнокровно вынул свою шпагу, которую захватил с собою и держал в зубах, когда плыл к лодке.
Комментариев нет