Двадцать лет спустя



Итак, Фрике был свободен, и, как мы уже сказали, он нарядился в самое роскошное свое платье. Главным украшением его особы была шапка, один из тех не поддающихся описанию колпаков, которые представляют нечто среднее между средневековым беретом и шляпой времен Людовика XIII. Этот замечательный головной убор смастерила ему мать: по прихоти ли или за нехваткой одинаковой ткани, она мало заботилась о подборе красок; и потому это чудо шляпочного искусства XVII века было с одной стороны желтое с зеленым, а с другой – белое с красным. Но Фрике, вообще любивший разнообразие в тонах, только гордился этим.

Отделавшись от Базена, Фрике бегом направился к Пале‑Роялю и прибежал туда как раз в ту минуту, когда из ворот дворца выходил гвардейский полк. Так как Фрике явился сюда для того, чтобы насладиться зрелищем и послушать музыку, то он сейчас же присоединился к музыкантам и начал маршировать рядом с ними, сначала изображая барабанный бой с помощью двух грифельных досок, затем подражая губами звукам трубы с искусством, которое не раз доставляло ему похвалу любителей подражательной музыки.

Этого развлечения хватило от заставы Сержантов до Соборной площади, и Фрике все время испытывал истинное наслаждение. Но когда полк пришел на место и роты вошли в Старый город и, развернувшись, построились до самого конца улицы Святого Христофора, вблизи улицы Кокатри, где жил советник Брусель, Фрике вспомнил, что он еще не завтракал, и задумался над тем, куда бы ему направить свои стопы для выполнения этого важного акта в программе дня. По зрелом размышлении он решил поесть за счет советника Бруселя.

Поэтому он пустился бегом, запыхавшись прибежал к дому советника и стал стучать в дверь.

Ему отворила его мать, старая служанка Бруселя.

– Что тебе надо, бездельник, – спросила она, – и почему ты не в соборе?

– Я был там, мамаша Наннета, – ответил Фрике, – но я видел, что там происходят вещи, о которых следовало бы предупредить господина Бруселя. И с разрешения господина Базена – вы ведь знаете господина Базена, нашего причетника? – я пришел сюда, чтобы поговорить с господином Бруселем.

– Что же ты хочешь сказать господину Бруселю, обезьяна?

– Я хочу поговорить с ним лично.

– Этого нельзя: он работает.

– Ну, я подожду, – сказал Фрике, которого это устраивало тем лучше, что он знал, как использовать свое время.

С этими словами он быстро поднялся по ступеням крыльца, обогнав Наннету.

– Что ж тебе надо наконец от господина Бруселя? – спросила она.

– Я хочу сказать ему, – отвечал ей Фрике, крича во всю глотку, – что с той стороны идет целый гвардейский полк. А так как все говорят, что двор настроен против господина Бруселя, то я пришел предупредить, чтобы он был настороже.

Брусель услышал слова юного плута и, растроганный таким усердием, спустился в нижний этаж; он действительно работал у себя в кабинете, во втором этаже.

– Мой друг, – сказал он, – что нам за дело до гвардейского полка? Ты, верно, с ума сошел, что поднял такой переполох? Разве ты не знаешь, что эти господа всегда так делают и что по пути короля всегда выстраивают рядами этот полк?

Фрике изобразил на своем лице удивление и начал мять в руках свою шапку.

– Ничего нет удивительного, что вы это знаете, господин Брусель, вам ведь известно все, – сказал он, – но я, клянусь богом, ничего не знал и думал услужить вам. Не сердитесь на меня за это, господин Брусель.

– Напротив, мой милый, напротив, твое усердие мне нравится. Наннета, – обратился Брусель к служанке, – достаньте‑ка абрикосы, которые прислала нам госпожа де Лонгвиль из Нуази, и дайте полдюжины вашему сыну вместе с краюхой свежего хлеба.

– Ах, благодарю вас, – воскликнул Фрике, – благодарю вас! Я как раз очень люблю абрикосы.

Брусель прошел к своей жене и попросил подать ему завтрак. Было половина десятого. Советник подошел к окну. Улица была совершенно пустынна, но издали доносился, подобно морскому прибою, глухой шум народа, толпы которого, волна за волной, затопляли площадь и улицы вокруг собора Богоматери.

Шум этот еще усилился, когда явился д’Артаньян с ротой мушкетеров и расположился у входа в собор, чтобы держать караул. Он предложил Портосу воспользоваться случаем посмотреть церемонию, и Портос приехал на лучшей из своих лошадей, в парадной форме, в качестве почетного мушкетера, каким некогда был д’Артаньян. Сержант роты, старый солдат времен испанских войн, узнал в Портосе своего бывшего товарища и сообщил своим подчиненным о высоких заслугах этого великана, гордости прежних мушкетеров Тревиля. Поэтому Портоса встретили не только радушно – на него смотрели с восхищением.

В десять часов пушечный выстрел из Лувра возвестил о выезде короля. Позади гвардейцев, неподвижно стоявших с мушкетами в руках, толпа заколыхалась, как колышутся деревья, когда буйный вихрь склоняет и теребит их верхушки. Наконец в раззолоченной карете показался король с королевой. За ними следовали в десяти каретах придворные дамы, чины королевского дома и весь двор.

– Да здравствует король! – закричали со всех сторон.

Юный король важно выглянул из окна кареты, сделал довольно приветливое лицо и даже чуть приметно кивнул головой, что вызвало новые восторженные крики толпы.

Процессия подвигалась вперед очень медленно, и на переезд от Лувра к Соборной площади ей понадобилось около получаса. Здесь все прибывшие один за другим вошли под обширные своды сумрачного храма, и богослужение началось.

В то время как члены двора занимали свои места в соборе, карета, украшенная гербами Коменжа, выделилась из вереницы придворных экипажей и медленно отъехала в конец улицы Святого Христофора, совершенно безлюдной. Здесь четыре гвардейца и полицейский офицер, сопровождавшие эту тяжеловесную колымагу, вошли в нее, затем полицейский офицер опустил шторки и сквозь предусмотрительно проделанное отверстие стал глядеть вдоль улицы, словно поджидая кого‑то.

Все были заняты церемонией, так что ни карета, ни предосторожности, принятые сидевшими в ней, не привлекли ничьего внимания.

Только зоркий глаз Фрике мог бы их заметить, но Фрике лакомился своими абрикосами, примостившись на карнизе одного из домов в ограде собора. Оттуда он мог видеть короля, королеву и Мазарини, а мессу слушать так, как если бы он сам прислуживал в соборе.

К концу богослужения королева, заметив, что Коменж стоит около нее, ожидая подтверждения приказа, данного перед отъездом из Лувра, сказала вполголоса:

– Ступайте, Коменж, и да поможет вам бог.

Коменж тотчас же вышел из собора и направился по улице Святого Христофора. Фрике, заметив такого великолепного офицера в сопровождении двух гвардейцев, из любопытства отправился за ними – тем охотнее, что богослужение почти тотчас кончилось и король с королевой уже садились в карету.






Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221

Комментариев нет

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *