– Последний мост, – повторил Джон. – Мне нравится, как это звучит.

И в комнате воцарилось долгое молчание, которое нарушали только трещавшие в камине поленья.,

– Ты знаешь, что я люблю тебя, – низким голосом произнес Джон, глядя на пляшущие язычки пламени.

Элизабет сразу насторожилась, забыв о том восторженном настроении, в какое она впала.

– И ты тоже не хуже меня знаешь, что это немыслимо.

– Невозможно не любить тебя. Ты такая щедрая, душевная и любящая. Ты наполнила мою душу радостью, желанием и нежностью. Не было ни одной минуты, когда бы мне не хотелось быть рядом с тобой. И я не могу представить свое будущее, если в нем не будет тебя.

Она закрыла глаза, отдаваясь потоку чувств, нахлынувших на нее.

– Слишком скоро ты заговорил об этом.

– Потому что бесконечно люблю тебя, – проговорил он серьезным тоном.

И он знал, что говорит. Отвечал за каждое сказанное слово. Буря, вспыхнувшая в ней, заставила ее открыть глаза и попытаться отвергнуть его:

– Но я не люблю тебя. И, быть может, никогда не смогу полюбить.

– Полюбишь. Ты уже стоишь на пороге. – Он перевел взгляд с огня на ее лицо. Улыбка осветила его резкое, по-мужски красивое лицо. – Меня это теперь совершенно не беспокоит. Просто я подумал, что ты должна знать.

Она бессильно засмеялась:

– И ты решил между прочим поговорить об этом?

– Не между прочим. Все, что имеет к тебе отношение, не может быть проходным, Бет. – Словно вспышка света сверкнула в глубине его темных глаз. – Но я все время стараюсь быть сдержанным и осмотрительным. Что нелегко для меня. По натуре я не очень-то осмотрительный человек.

Да, Джону Сэнделу нелегко было сдержать свой независимый сильный характер. На ее счастье, он сам попытался справиться с этим. И Элизабет смогла оценить его усилие.

– Нам очень многое мешает. Слишком многого я не знаю.

– Все вскоре откроется, – он провел указательным пальцем по ее щеке. – И ничто большее, чем эта веснушка, уже не будет разделять нас.

– Может быть. Тебе лучше знать. – Прикосновение его пальца было нежным и осторожным. Ей хотелось положить голову ему на грудь, обнять и потеснее прижаться. – Все ключи от потайных замков у тебя.

Он изучающе посмотрел на Элизабет:

– Тебе нравится, когда я глажу тебя? Я говорил тебе, что мы прекрасно подходим друг другу. Мне до боли хочется, чтобы ты прикоснулась ко мне. –

– Но я…

Его палец соскользнул к ее губам, не давая договорить.

– Тс-с. Я не стану принуждать тебя. И дождусь того момента, когда ты сделаешь это сама. Я умею ждать. – Он помолчал, а потом шепотом добавил:

– Кажется. – И провел большим пальцем по ее нижней губе.

Элизабет почувствовала, как губы ее вдруг покраснели, набухли и начали слабо подрагивать. Грудь начала вздыматься, соски сковала тянущая боль. Все ее тело пропиталось тягучей болью, которая отзывалась в каждом нерве. Потянувшись к нему, Элизабет, не отрывая ставшего беспомощным взгляда, прошептала:

– Джон, это безумие!

Она жаждала его. Румянец залил ее щеки, глаза засверкали, тело стало податливым – все свидетельствовало о вспыхнувшем в ней страстном желании обладать им. Ему достаточно было только протянуть руку и сорвать созревший плод, готовый упасть ему в ладони. И ей, несомненно, будет хорошо с ним. Быть может, она даже забудет о всех своих подозрениях. И, может, сумеет забыть про Марка. И Джон пылал не меньше, чем Элизабет. Он весь дрожал, мускулы его были напряжены. В его готовности она не сомневалась.

Но она сама еще не была готова. Еще нет. И то, на что она могла согласиться сейчас, не устроило бы ее завтра. А ему было бы мало одной, проведенной вместе ночи. Он должен быть уверен в завтрашнем дне. В будущем.

– Хуже, чем безумие, – сказал он, отнимая палец от ее губ. – Ты была права. Слишком рано. – Ему с трудом удалось перевести дыхание. – Но, Господи, если бы ты знала, как мне трудно отказаться»

Она невидящими глазами смотрела на Джона. Лукавая усмешка заиграла в уголках его губ:

– Не только ты одна поражена случившемся.

Элизабет сделала движение уйти.

– Нет, прошу тебя, не оставляй меня сейчас.

– Пора ложиться.

И он думал о том же. Настала пора ей лечь с ним в постель, чтобы она могла уснуть на его плече. И он будет таким нежным с ней, каким еще не был никогда в жизни…

– Побудь со мной, – настойчиво повторил он. И, притянув ее к себе, он положил голову Элизабет к себе на плечо. –/Просто посиди рядом, глядя на огонь. Я прошу о такой малости.

Но когда Элизабет постепенно расслабилась в его объятиях, она уже не могла с такой уверенностью согласиться с тем, что так оно и есть. Да, со стороны их поза оставляла впечатление совершенно невинной и безобидной. Тем не менее она понимала: Джон добился на этот раз большего, чем если бы поддался ее порыву. Вязаный свитер касался ее щеки, его пальцы пробегали по ее волосам, и Элизабет ощущала, насколько родным и близким стал запах Джона: аромат мыла, которым он мылся, крема для бритья и лосьона.

Боже! Какое же мучение он должен был сейчас испытывать: она видела, насколько он был возбужден. Но усилием воли Джон подавил желание, несмотря на то, что боль разрывала его на части. Страсть продолжала бушевать, но не могла обжечь Элизабет своим огнем – И она почувствовала себя в полной безопасности рядом с ним. Сегодня вечером ему удалось преодолеть еще одно препятствие. Он сделал еще один шаг. Шаг по длинной дороге к дому.

 5

– Какого черта! Что ты тут делаешь? – невольно вскрикнул Джон, увидевший Элизабет, которая лежала, раскинув руки, прямо на снегу.

– Изображаю ангела, – проговорила она сквозь зубы, ведя руками снизу вверх к голове и снова к бедрам. На снегу остался след, словно за спиной Элизабет были невидимые крылья. – Не мешай. А то я не смогу одновременно размахивать руками и объяснять тебе, чем я занимаюсь. У меня такое ощущение, словно Эндрю сел на меня сверху.

Гунер, который закончил лепить снежного человека, вставил в его голову вместо глаз по сосновой шишке.

– Чудно! А что, если мы протянем цепь и прикуем нашего ангела к этому снежному человеку? Вместе они будут забавно смотреться…

– Нет, Гунер, – Джон шагнул вперед и, подняв Элизабет, принялся отряхивать снег с ее пальто и теплых брюк. – Вы оба не правы. Сколько вы тут проторчали? Бет промокла до нитки.

– С самого завтрака, – Гунер нахмурился, критически оглядывая Элизабет. – А что, она и в самом деле промокла? Господи! Я так радовался, что она веселится от души.