Дочь

Потом вернулись мальчики, следом – Наоми. Мальчики быстро поели и пошли наверх. Наоми отмахнулась от моих вопросов о насильнике. Сказала лишь, что девочки расходились группами. Говорила в промежутках между полными ложками запеченного картофеля «дофинуа», который стоял на блюде перед ней. Репетиция прошла замечательно. Режиссер и помощники советуют ей поступать в театральную школу. Выражение лица у нее при это было такое, как будто она все время думала о чем-то своем, тайном.

Раз так, я решила не докучать ей своими вопросами. Девочка устала, пусть пойдет отдохнет.

Потом мы с Тэдом молча вымыли посуду, убрали продукты в холодильник. Я загрузила стиральную машину, и мы поднялись наверх. Бок о бок, касаясь руками. Я едва двигалась от усталости. На половине пути Тэд обнял меня и притянул к себе.

В спальне я заставила себя раздеться, принять душ, надеть ночную рубашку. Ее мягкие кружева меня успокоили. Тэд подошел сзади, встал у зеркала. Говорят, женщины выбирают мужей, похожих на себя. В моем случае это правило, если оно действительно существует, не действовало. Тэд высокий, широкоплечий, голубоглазый. А я похожа на свою бабушку-ирландку, которая смотрела на меня с фотографии на стене. Темные вьющиеся волосы, светлые глаза, веснушки. Ростом я была ему до плеча.

Тэд смотрел на меня в зеркале, чуть сдавливая горячими пальцами мою шею.

В постели мы, не произнеся ни звука, повернулись друг к другу. Он начал меня целовать в губы, проникая языком все глубже. У языка был вкус вина. Я знала своего мужа наизусть. Его мускулы, плечи, плоский живот с густыми волосами внизу. Его вес. Я представляла, как все будет происходить дальше. Но сегодня было иначе. Грубее и быстрее. Тэд сильно прижал меня спиной к постели, поднял рубашку до шеи и, сразу глубоко проникнув внутрь, быстро задвигался. А я задвигалась в ответ. Казалось, пережитое днем каким-то образом повлияло на нас, сделало другими. Никакой преамбулы. Никаких нежностей и ласк. Слабые укусы, сжимание запястий, широко раскрытые рты и вытаращенные глаза. И дикое слияние друг с другом, как у животных. А в конце давно не испытываемое наслаждение.

Потом, отстранившись наконец друг от друга, мы долго лежали без движения, вытянув ноги. Не говоря ни слова.

Тэд наклонился и начал слизывать с моих щек слезы, которых я не ощущала. И вскоре заснул, уткнувшись лицом в подушку. Я полежала какое-то время, держа руку на его спине.

Сон пришел неожиданно, как будто мне на голову набросили одеяло. Глубокий. Без сновидений.

Глава 8

Дорсет, 2010

Год спустя

Потерять сознание соседка могла по разным причинам. Инфаркт, диабетическая кома, инсульт. Нельзя исключить приступ боли в желудочно-кишечном тракте, хотя живот у нее мягкий. Я поискала глазами на столе лекарства, но их не было. У хронических больных дом обычно запущен, а тут образцовый порядок.

Она пошевелилась, открыла глаза. Взгляд не испуганный, скорее смущенный. Я объясняю, что обнаружила ее без чувств на пороге дома. Одновременно замечаю белые ободки на внешних краях радужной оболочки ее глаз, указывающие на повышенный холестерин. Она говорит что-то, медленно подбирая слова, а я продолжаю держать ее руку. Такую же, какая была у моей мамы, – дряблая кожа, распухшие суставы пальцев, – и чувствую укол вины, что вот теперь вожусь с посторонней женщиной, а на свою мать не нашла времени за год до ее смерти.

Бристоль, 2009

За девять дней до исчезновения

Телефон зазвонил, когда я заканчивала собирать сумку.

– Привет, дорогая!

Вот уж некстати, черт побери!

– Я не могу долго говорить, мама.

– Значит, ты сегодня работаешь?

– Конечно. Ты же знаешь, что я работаю все дни, кроме пятницы.

– У меня снова закружилась голова. Так все было ничего, а вчера вдруг почувствовала себя неважно…

– Что значит неважно, мама?

– Просто неважно. Этого не объяснишь, Дженнифер. – Тон такой, будто она разговаривает с двенадцатилетней. – Ладно, давай поговорим о чем-нибудь другом. – Ее голос повеселел: – Как Джек?

– Какой Джек?

– Твой муж, дорогая.

– Мама, Джек – это бывший муж Кейт.

– Ну конечно. Извини, сглупила. Но как же тогда зовут твоего мужа, дорогая?

Я представляла ее так отчетливо, как будто мы находились в одной комнате. Не очень ухоженный сад позади ее небедного жилища. Говоря по телефону, она вздыхает, трогает свое жемчужное ожерелье, бросает взгляд на телевизор с запыленным экраном, на аккуратные стопки журналов на столе. В доме пахнет нафталином и чистящими средствами. Ее память ухудшается.

– Моего мужа зовут Тэд. Послушай, мама…

– Я не знаю, что делать с коттеджем. Кейт его не берет.

Вот о коттедже сейчас не надо.

– Мы поговорим об этом, когда я к тебе приеду.

– Завтра?

– В пятницу. В мой выходной.

– Как замечательно, дорогая. Вот только я чувствую себя неважно…

Фрэнк ждал меня на стоянке у клиники. Сидел в машине, слушал скрипичный концерт. Лицо недовольное. Что не удивительно – удовольствия предстоящий визит нам не обещал. К тому же пришлось отменить утренний прием пациентов.

Как только я села, он тронул машину.

– Извини, Фрэнк, сама не знаю, как это получилось.

– Никто из нас не застрахован от промахов. И у меня они были.

– У тебя-то какие? Что-то не припомню.

– А как же. Не заметил у молодого парня гипертрофию щитовидной железы. В результате он слег в психиатрическую клинику.

– Но потом ты помог ему встать на ноги, – напомнила я.

– А еще у пациентки был перелом лодыжки, а я диагностировал это как вывих.

– Лучше вспомни, скольким ты буквально спас жизнь.

– Я не говорю, что все так уж плохо. Твой случай пустячный по сравнению с теми, о которых пишут в вестнике «Медицинская служба гражданской обороны».

Этот вестник нельзя было читать без содрогания. Там рассказывали о чудовищных врачебных ошибках и преступном невнимании к больным. Ребенок несколько дней пролежал с высокой температурой, а потом выяснилось, что у него менингит. Другого пациента, больного раком, долго лечили от синдрома раздраженного кишечника. Жалующемуся на головные боли говорили, что это депрессия, а у него была опухоль мозга.

– Но мне от этого не легче, – ответила я.

Мы подъехали к дому. Джефф Прайс открыл дверь с каменным лицом. Посторонился, пропуская нас в коридор.

– Пойдемте на кухню. Не хочу, чтобы мама слышала. – Там он встал, сложив на груди руки.

– Мистер Прайс, я пришла вам сказать…

– Что моего ребенка положили в больницу с подозрением на домашнее насилие, – прервал он меня. Жилка на его лбу заметно пульсировала. – И в полиции, не разобравшись, мне уже вынесли предупреждение.

– Мистер Прайс, – произнес Фрэнк ровным тоном, – доктор Малколм пришла сообщить вам нечто очень важное.