В пять часов на мой мобильный пришло сообщение. Уилл пошевелился, и я вскочила с кресла и бросилась к телефону, чтобы не потревожить пациента.
Отменили поезда. Вы не могли бы остаться на ночь?
Натан не может. Камилла Трейнор.
Неожиданно для себя я напечатала ответ:
Без проблем.
Я позвонила родителям и сказала, что остаюсь. Мать, похоже, испытала облегчение. Когда я добавила, что за ночевку мне заплатят, она развеселилась окончательно.
– Ты это слышал, Бернард? – Мама неплотно прикрыла трубку ладонью. – Ей платят за то, что она спит.
– Хвала Господу! – раздалось восклицание отца. – Она нашла работу своей мечты.
Я послала Патрику сообщение, что меня попросили остаться на работе и я позвоню ему позже. Ответ пришел через несколько секунд.
Сегодня вечером у меня снежный кросс. Отличная подготовка к Норвегии! Целую, П.
Я поразилась, как можно приходить в такой восторг от мысли бегать при температуре ниже нуля в тренировочных штанах и майке.
Уилл спал. Я приготовила себе поесть и разморозила немного супа, а вдруг он проголодается. Развела огонь на случай, если ему станет достаточно хорошо, чтобы выйти в гостиную. Прочитала очередной рассказ и попыталась вспомнить, как давно в последний раз покупала книгу. В детстве я любила читать, но с тех пор, похоже, читала только журналы. Трина – та любила читать. Словно я вторгалась на ее территорию, беря в руки книгу. Я подумала о том, что они с Томасом уедут в университет, и поняла, что до сих пор не знаю, радостно мне от этого или грустно… или нечто среднее, более сложное.
Натан позвонил в семь. Похоже, он обрадовался, что я останусь на ночь.
– Я не смогла разбудить мистера Трейнора. Я даже позвонила на домашний телефон, но он сразу переключился на автоответчик.
– Ага. Да. Его не будет дома.
– Не будет?
Я инстинктивно испугалась при мысли, что мы с Уиллом останемся одни на всю ночь. Я боялась совершить еще одну роковую ошибку, поставив под угрозу здоровье Уилла.
– Может, мне позвонить миссис Трейнор?
Короткая пауза в трубке.
– Нет. Лучше не надо.
– Но…
– Послушай, Лу, он часто… часто куда‑нибудь уходит, когда миссис Tи ночует в городе.
До меня дошло только через минуту или две.
– Ой!
– Хорошо, что ты останешься, вот и все. Если ты уверена, что Уилл выглядит лучше, я вернусь рано утром.
Бывают здоровые часы, а бывают часы больные, когда время еле тянется и глохнет, когда жизнь – настоящая жизнь – бурлит где‑то вдалеке. Я посмотрела телевизор, поела и прибралась на кухне, бесшумно передвигаясь по флигелю. Наконец я позволила себе вернуться в комнату Уилла.
Он пошевелился, когда я закрыла дверь, и приподнял голову.
– Сколько времени, Кларк? – Подушка слегка приглушала его слова.
– Четверть девятого.
Уилл уронил голову и переварил услышанное.
– Можно попить?
В нем больше не было резкости, не было злости. Казалось, болезнь наконец сделала его уязвимым. Я дала ему попить и включила прикроватную лампу. Затем присела на край кровати и пощупала его лоб, как, наверное, делала моя мать, когда я была ребенком. Лоб все еще был слишком теплым, но не шел ни в какое сравнение с тем, что было.
– У вас руки холодные.
– Вы уже жаловались.
– Правда? – похоже, искренне удивился он.
– Хотите супа?
– Нет.
– Вам удобно?
Я никогда не знала, насколько ему в действительности неудобно, но подозревала, что он делает хорошую мину при плохой игре.
– Хотелось бы перевернуться на другой бок. Просто перекатите меня. Сажать не надо.
Я перелезла через кровать и повернула его на другой бок, как можно осторожнее. От него больше не веяло зловещим жаром – только обычным теплом тела, согретого одеялом.
– Что‑нибудь еще?
– Разве вам не пора домой?
– Все в порядке, – ответила я. – Я остаюсь.
На улице давно погасли последние отблески света. Снег за окном продолжал сыпаться. Отдельные снежинки купались в меланхоличном бледном золоте фонаря на крыльце. Мы сидели в безмятежной тишине и наблюдали за гипнотическим снегопадом.
– Можно задать вам вопрос? – наконец спросила я.
Его ладони лежали поверх простыни. Казалось странным, что они выглядят такими обыкновенными, такими сильными, – и все же совершенно бесполезны.
– Вряд ли я смогу вам помешать.
– Что случилось? – Я не переставала думать об отметинах на его запястьях. Это был единственный вопрос, который я не могла задать напрямую.
– Как я стал таким? – Уилл открыл один глаз.
Я кивнула, и он снова закрыл глаза.
– Мотоцикл. Чужой. Я был невинным пешеходом.
– Я думала, лыжи, или тарзанка, или что‑нибудь в этом роде.
– Все так думают. У Бога хорошее чувство юмора. Я переходил дорогу у своего дома. Не этого дома, – уточнил он. – Моего лондонского дома.
Я взглянула на книги в шкафу. Среди романов – замусоленных томиков в бумажной обложке издательства «Пингвин букс» – встречались и книги по бизнесу: «Корпоративное право», «Поглощение», перечни незнакомых имен.
– И вам пришлось отказаться от работы?
– От работы, от квартиры, от развлечений, от прежней жизни… Кажется, вы знакомы с моей бывшей девушкой. – Пауза не смогла скрыть горечи. – Но мне, несомненно, следует быть благодарным, ведь в какой‑то момент врачи не верили, что смогут сохранить мне жизнь.
– Вы это ненавидите? В смысле, жить здесь?
– Да.
– А вы когда‑нибудь сможете вернуться в Лондон?
– В таком виде – нет.
– Но вам может стать лучше. То есть Натан говорит, что в лечении подобных травм добились большого прогресса.
Уилл снова закрыл глаза.
Я немного подождала и поправила подушку за его головой и одеяло на груди.
– Простите, если задаю слишком много вопросов. – Я села прямо. – Хотите, чтобы я ушла?
– Нет. Останьтесь еще. Поговорите со мной. – Уилл сглотнул. Его глаза снова открылись, и он поймал мой взгляд. Он выглядел невыносимо уставшим. – Расскажите мне что‑нибудь хорошее.
Помедлив мгновение, я откинулась на подушки рядом с ним. Мы сидели почти в темноте и смотрели, как снежинки на мгновение вспыхивают в лучах света и исчезают во мраке ночи.
– Знаете… я просила папу о том же, – наконец откликнулась я. – Но если я расскажу вам, что он говорил в ответ, вы подумаете, будто я сумасшедшая.
– Еще более сумасшедшая, чем мне кажется?
– Если мне снился кошмар, или было грустно, или я чего‑то боялась, он пел мне… – засмеялась я. – Ой… я не могу.
– Говорите.
– Он пел мне «Песню Абизьянки».
– Что?
– «Песню Абизьянки». Я думала, ее все знают.
– Поверьте, Кларк, – пробормотал он, – я впервые о ней слышу.
Я глубоко вдохнула, закрыла глаза и запела:
Я хочу жить в краю Абизьянки.
Комментариев нет