Счета Зареченский посмотрел, а потом вызвал к себе Игната, начальника службы безопасности.
– Проверь.
Игнат проверил.
И понеслось‑поехало…
Были оправдания. Были слезы. Был даже момент «отрицания».
Настя смотрела на него обиженными глазами, в которых застыли слезы, вот как сейчас, прижимала руки к животу и обвиняла его в недоверии, говорила, чтобы он не смел её подозревать.
Что её любовь к нему чистая, первая и искренняя.
«Добила» Михаила информация, что Анастасия делала гименопластику.
– На хера??? – орал Зареченский, уже не сдерживаясь. Его колотило от бешенства. – На хера, я тебя спрашиваю! Чего ты молчишь? Какого черта ты себе целку наращивала? Чтобы непорочной девой выглядеть в моих глазах?! Мляяя… Неужели думала, что я настолько лох, что ничего не узнаю? Не почувствую?! – он не сдерживался в эмоциях, употребляя грязные слова. – Ну да, конечно, мне же чертовски повезло – девственница да так ловко имитирующая оргазм!
– Я не имитировала!
– Заткнись, Настёна, лучше сейчас заткнись…
Они бушевали две недели. Он орал на неё, она плакала. Приводил доказательства, она больше не пыталась отрицать. Перешла на другую линию поведения – теперь Настя пыталась ему внушить мысль, что её чувства к нему абсолютно искренни, и что любит она его, как человека, а не потому что он входит в список российского Форбса – 200 богатейших бизнесменов России.
Он верил… Какое‑то время. Ведь они познакомились у обычного супермаркета, когда Михаил гонял бездумно по городу и заехал в торговый центр, потому что у него в машине не оказалось второй бутылки с минералкой без газа. Всё случайно. Ну‑да, ну‑да. И лишь потом Игнат достал съемку слежения за ним в тот день.
– Меня пасли, а я даже не заметил.
– Я давно тебе говорю – нужна постоянная личка.
– Игнат, отвали. Не до этого сейчас.
Он не боялся, чтобы ходить с личкой. Миновали времена, когда бизнесменов отстреливали на улице. Но охрану имел, держал у себя толковых парней, лучших.
– Значит, говоришь, не соваться к мадам Мистерии… как интересно, милая.
Настя поморщилась, и снова в её взгляде появилась мольба.
– Миша, я тебя прошу… давай уедем куда‑нибудь. На пару дней, на неделю. Просто побудем друг с другом. И я тебе докажу, что люблю тебя по‑настоящему. Да, наше знакомство было подстроено. Мне помогли. Но пойми ты – я, как только увидела твою фотографию, сразу поняла, что ты – мой!
Зареченский хмыкнул и скрестил руки на груди, не заботясь, что помнет рубашку.
– Знаешь, что меня всегда поражает? Когда я слышу слова о любви, звучащие из уст молоденькой актрисульки или певички и предназначающиеся, допустим, заслуженному артисту или продюсеру старше её лет на сорок. Ах, я полюбила его с первого взгляда… Ах, моя любовь чиста… Да, что же, вы, мать вашу, не влюбляетесь и не тащитесь от фото слесарей или водил? Вам подавай знаменитостей да олигархов.
– Я не такая…
– Конечно, конечно!
Зареченский ослабил галстук. Еще немного в том же духе, и он задохнется в машине. Дорогой парфюм жены резал глаза, проникал в легкие и разъедал их. Взять с собой Настю оказалось ошибкой. Как так получилось, что всего за две недели та, которую он едва ли не боготворил, начала вызывать у него аллергию?
– Поехали, Мишенька, я тебя прошу, – голос Настя понизила и потянулась к нему, видимо, желая положить ладонь на грудь, поскрести коготками с идеальным французским маникюром, как она делала часто, когда хотела получить от него согласие. Он позволил ей думать, что она ловко обходит его оборону.
– Я бы посоветовал тебе оставаться на месте, – холодно бросил Зареченский.
Подействовало.
Всё‑таки природная осторожность взяла своё.
– Я всё равно не дам тебе развода, слышишь, Зареченский? Не дам.
– Ты повторяешься, милая. Мои адвокаты займутся нашим бракоразводным процессом.
Глаза Настёны зло блеснули, аккуратные ноздри затрепетали.
– Ребенка ты не получишь.
Вот она и ступила на тонкий лед.
Она могла говорить, что угодно. Клясться в вечной любви, называть его эгоистичным ублюдком, пытаться вывести на эмоции. Она могла делать, что угодно. Кроме одного – не сметь касаться темы не рожденного ребенка.
Его. Ребенка.
– Вот как, – растягивая слова, произнес он, пытаясь сдерживать в узде рвущихся наружу демонов. – Значит, решила меня шантажировать ребенком. Мы об этом поговорим вечером. Дома. А сейчас…
Он закрыл глаза.
Иначе никак.
Убьет, суку, голыми руками.
– Миша…
Тишина.
– Миша!
Снова безрезультатно.
– Да что же ты за человек, Зареченский? Неужели ты не видишь, что я в отчаянии? Что я готова пойти на всё, лишь бы ты со мной общался, чтобы мы поговорили и, наконец, пришли к согласию и примирению. Неужели ты готов перечеркнуть год нашей жизни из‑за нелепости? – тут она скривилась.
– Ложь – не нелепость, – он даже не открыл глаза.
Она, вдохновленная его репликой, быстро продолжила:
– Нелепость, Мишенька, ещё какая нелепость. Да, наша жизнь началась с небольшого обмана, но… Скажи, если бы не Раиса, разве мы с тобой познакомились бы? Где? Я простая девочка из Калуги, ты крутой мен, где бы мы с тобой пересеклись? Да нигде! Поэтому судьбу надо немного подталкивать! Разве мы не были счастливы этот год?! Были, черт побери! Ещё как были! И можем быть счастливы и дальше! А ты уперся, как баран, и не желаешь признавать очевидного. Твердишь, что одна ложь рождает другую! Может, и так, а, может, и нет! Почему ты мне не хочешь поверить? Я люблю тебя! Люблю! Я жить без тебя не могу! И ребенок… Неужели ты не можешь перешагнуть через свою долбанные гордость и самолюбие ради него?
Зареченский резко распахнул глаза, подался вперед, чем заметно напугал Настю, та отпрянула.
– Слушай сюда в последний раз. Не смей шантажировать меня ребенком. Поняла?
Сейчас перед ней был другой Зареченский.
Тот, с которым лучше не иметь дело.
Настя всхлипнула и, шаря по панели, нашла кнопку, опускающую стекло.
– Артем, останови меня у первого же метро.
Михаил встретился взглядом с Артемом и кивнул.
– Остановишь. Пусть прогуляется. Давно ездила на метро? Да и ездила ли вообще. Мадам Мистерия, привезя тебя в Москву, кажется, сразу посадила на машину, чтобы ты соответствовала статусу?
Настя отвернулась, не пряча слезы.
Теперь она их демонстрировала постоянно. Мол, любуйся, муженек, доводишь беременную жену до истерики.
Что‑то похожее на сожаление кольнуло в груди. Несмотря на все их разногласия, не стоит и ему забывать, что она беременна. И тут же Михаил оборвал себя. Так же не стоит забывать, что Анастасия великолепная актриса и выдавить из себя слезы для неё плевое дело.
Михаил снова вернулся на место. Лучше на неё не смотреть. И не думать. Пусть катится хоть к метро, хоть к самому черту. Единственное, что его сейчас реально волновало – её угроза не отдать ему ребенка. Если она пошла на попятную по поводу развода, значит, будет война.
Комментариев нет