Диагноз

Близилась полночь. Кефал вместе с верным Гермесом, который ни на шаг не отставал от хозяина, как был, голый, вышел во дворик и направился в следующую комнату. Войдя, он остановился, размышляя. На столе были разложены планы города, папирусы, покрытые греческими, египетскими и ассирийскими письменами. В двух шкафах лежали аккуратно сложенные хитоны различных размеров и цветов, залатанные хламиды, накладные бороды и парики, глиняные носы и головные уборы. Кефал выбрал чистый белый хитон, сандалии на толстой подошве и маленькую шапочку. Он медленно и тщательно оделся, словно человек, которому предстоит держать речь перед собранием граждан. Однако сегодня он не предстанет перед народом. Он будет работать во тьме — на улицах и в тюрьме. В тюрьме он бывал многократно, предварительно подкупив сторожей.

Из маленькой каменной вазы с отверстием не больше мизинца Кефал извлек короткую удавку. Кольца тонкой, но необычайно прочной бечевки он обмотал вокруг пояса, а потом достал из маленького поставца зазубренный персидский кинжал. Этим оружием Кефал пользовался в самых редких случаях, потому что из причиненных этим кинжалом ран кровь хлестала ручьями.

Кефал положил оружие в висевший на шее мешочек, спрятанный под накидкой, и вышел в ночь. Несколько мгновений он постоял на пороге, прислушиваясь и оглядываясь по сторонам. На противоположной стороне, вдоль улицы, длинной оштукатуренной змеей тянулась череда серых домов. Они были темны и молчаливы. Кефал знал о своих соседях все: род занятий, передвижение по городу, их жен, детей, рабов и наложниц. Соседи же не знали о нем ничего. Для них Кефал был малопонятным путешественником и торговцем, который тихо появлялся и снова исчезал, пользовался услугами единственного слепого раба и никогда не принимал гостей. Так же был устроен и другой дом Кефала, в котором жили раб и собака.

Шел дождь. Тяжелое, угольно-черное небо начало разрешаться от бремени влаги.

Удавка прислушался. Вдали послышались молодые голоса. Кефалу даже показалось, что ветер донес до него слабый аромат душистого табака. Именно туда и направился Кефал. Дойдя до улицы храма Зевса, он пошел от храма на север, на голоса. По обеим сторонам улицы, словно одинокие скалы, возвышались темные дома. Он шел пружинистым, мощным шагом, он был выпущенным из пращи камнем, камнем, бесчувственным к дождю и ветру. Кефал свернул с главной дороги на узкую кривую улочку. Улочки перетекали одна в другую, извиваясь и пересекаясь в разных направлениях, как змеи, свившиеся в клубок. Он шел вперед, не оглядываясь и не прислушиваясь. Шестое чувство подсказывало Кефалу, что никто не преследует его. Он был один, один, как темный камень, летящий в пустом пространстве. Голоса, приблизившись, стали громче. Кефал нырнул в проулок и прокрался к темному общественному источнику. Здесь он увидел их и их факелы. Трое. Он ясно различал их лица, мерцавшие в пляшущем свете факелов. Он различал их рты, молодую поросль на щеках и подбородках. Они стояли на углу улицы и пили вино, передавая друг другу сосуд. Они отправились дальше, и Кефал, словно невидимка, последовал за ними. Факелы освещали кирпичные стены домов, траву, камни на дороге, их фигуры. Но ни один луч света не упал на Кефала. Он остался темным камнем, неприкасаемым для света. Кефал извлек из сумки удавку и двумя длинными петлями намотал ее на запястье.

Теперь он шел по пятам за этими тремя щенками. Свет их факелов не падал на него. Юнцы смеялись и на ходу продолжали пить. Они источали винные пары. Вот один из них отстал от приятелей на несколько шагов. Неуклюжий толстый увалень с длинными кудрями. Кефал беззвучно настиг его, накинул на шею удавку и прижал к темной стене какого-то дома. Мертвое тело соскользнуло по стене на землю, а убийца нырнул в переулок, выбежал на другую улицу и снова свернул в переулок. Удавка был далеко, когда юнцы обнаружили своего товарища неподвижно лежащим на земле и подняли крик.

Тюрьма была уже всего в нескольких стадиях к западу, но убийца направился на север и еще раз пересек Эридан. До прихода в тюрьму ему надо успеть сделать очень многое. Он должен оставить после себя прихотливый след смерти, сбить с толку возможных преследователей, заставить их двигаться причудливыми и бессмысленными зигзагами. Работа спорилась. Кефал чувствовал необычный душевный подъем. Дома были объяты сном. Женский голос пел тихую песню, разносившуюся по погруженным во мрак улицам. Быть может, пела рабыня, отдыхающая после тяжелой дневной работы, или женщина, мучимая бессонницей и вышедшая побродить по двору, или женщина, услаждающая слух возлюбленного, делящего с ней ложе. Впрочем, какое ему до этого дело? Кефал прислушался к пению, а потом, не раздумывая, свернул в следующий переулок. Впереди виднелись подъемы и впадины холмов. У входной двери дома спит раб-сторож. Убийца без труда задушил несчастного его же собственным плащом.

Дождь продолжал ровно сыпаться с окутанного тучами неба. Дождь добр и чист. Однако дороги и проулки покрылись непролазной грязью. Кефал, направившись на юг, еще раз пересек Эридан и зашагал к агоре.

Тюрьма — прямоугольное одноэтажное здание — находилась в одном стадии к юго-западу от агоры, в месте расположения мраморных мастерских. Медленно, стараясь не попадать в глубокие темные лужи, Кефал обошел тюрьму, изредка припадая ухом к стене. Через некоторое время он услышал чье-то дыхание. Он уже знал, что за стенами тюрьмы находятся двое заключенных и один сторож. Знал он также и расположение восьми камер, главного прохода, южного двора и помещения, где жили еще четыре сторожа.

Но Кефал был пока не готов войти внутрь. Сначала надо подождать и осмотреться. Он расположился под платаном перед главным входом в здание. Тело Кефала слилось со стволом дерева. Для посторонних глаз убийца исчез, перестал существовать. Он мало знал о человеке, который сидел в тюрьме и которого он должен был вскоре убить. Учитель, один из софистов. Из двоих заключенных он старше. Это приземистый, лысеющий человек. Другому заключенному, родом мегарцу, немного за двадцать. Умереть должен только один, мегарца придется пощадить, если это окажется возможным. Софист же превратится в темную кучу, лежащую на ложе. В клубок из рук и ног. Мешок с горлом и ртом.

Он прислушался. На ветру скрипнул сучок. Залаяла собака. Кефал приготовил кинжал, намотал удавку на запястье. Пока он был доволен своей работой.

Не производя ни малейшего шума, Кефал вошел в дверь тюрьмы, которую никогда не запирали на засов, и двинулся по темному главному проходу. Остановился у входа в четыре маленьких каморки по левой стороне прохода — жилища сторожей. В одной из каморок горел факел. Несколько мгновений Кефал напряженно вслушивался в тишину и наконец услышал дыхание сторожа в юго-западном помещении. Человек не спал. Убийца прокрался в одно из юго-западных помещений, примыкавшее к тому, где лицом к маленькой открытой двери сидел сторож. Надзиратель, лицо которого было сбоку освещено мерцающим светом факела, был увлечен анатомированием какого-то зверька. На столе были разложены кучки костей, мех, когти и половина тщательного собранного скелета какого-то грызуна. Сторож коснулся ножом трупика, выплюнул кусочек шерсти и извлек из мехового комка еще одну косточку. Кефал достал кинжал и бесшумно прошел вдоль стены. Неслышно подкравшись к сторожу, он убрал кинжал и вынул из сумки удавку. Молниеносным прыжком он преодолел расстояние, отделявшее его от жертвы, накинул удавку на шею тюремщика и задушил его.