Дебри

ПАМЯТНИК ЕРМАКУ ВОЗДВИГНУТ В ТОБОЛЬСКЕ В 1839 ГОДУ. В ТО ВРЕМЯ ПАМЯТНИКОВ СТАВИЛИ ОЧЕНЬ МАЛО, А ПАНТЕОН «ГЕРОЕВ ИЗ НАРОДА» БЫЛ И ТОГО МЕНЬШЕ – ИВАН СУСАНИН ДА КУЗЬМА МИНИН. НА ОТКРЫТИИ МОНУМЕНТА ЕРМАКУ ПРИСУТСТВОВАЛ ЦЕСАРЕВИЧ АЛЕКСАНДР. ЭТО БЫЛА ВЫСОЧАЙШАЯ ЧЕСТЬ, ОКАЗАННАЯ ИМПЕРИЕЙ ПРОСТОЛЮДИНУ.

От Ермака остались две кольчуги, и они славились как чудотворные; одну из них остяки принесли в дар идолу на Белогорском святилище. Знамя Ермаковой дружины хранилось в храме города Берёзова. В Тобольске в память о Ермаке построили часовню Ермаков Крест, а на том месте, где Ермаку явился Никола Можайский, возвели Никольскую церковь.

Памятник Ермаку в Тобольске

Всю важность Ермака для самоидентификации сибиряков раньше всех понял первый иерарх Сибири – епископ Киприан (Старорусенников). В 1620 году он возглавил только что созданную Тобольскую епархию. Киприан повелел составить синодик (список имён для поминовения) павшим казакам Ермака, а стариков‑ветеранов Ермаковой дружины, которые к тому времени ещё были живы, Киприан распорядился собрать и расспросить – и непременно записать их «скаски». На основе этих свидетельств Савва Есипов, дьяк тобольского Софийского двора, в 1636 году написал летопись о походе Ермака.

Но самое главное слово о Ермаке сказал тобольский зодчий, картограф и летописец Семён Ремезов – сын служилого человека Ульяна Ремезова. Семён Ульянович работал как профессиональный учёный: собирал предания, читал старинные документы, посещал места событий. Свой труд он завершил в 1697 году. Эту повесть Семён Ремезов назвал «История Сибирская».

«ИСТОРИЯ СИБИРСКАЯ» РЕМЕЗОВА – ПОРАЗИТЕЛЬНОЕ ПРОИЗВЕДЕНИЕ. ОНО МОДЕРНИЗИРОВАЛО ДРЕВНЕРУССКУЮ ЛЕТОПИСНУЮ ТРАДИЦИЮ. НО СОЗДАНО ОНО БЫЛО УЖЕ В ПЕТРОВСКУЮ ЭПОХУ, КОГДА РОЖДАЛАСЬ СВЕТСКАЯ ЛИТЕРАТУРА, ПОЭТОМУ ПРИ ВСЁМ МОДЕРНИЗМЕ КНИГА РЕМЕЗОВА ОКАЗАЛАСЬ АРХАИЧНОЙ И НЕ БЫЛА ВОСТРЕБОВАНА КУЛЬТУРОЙ РОССИИ, ОСТАВШИСЬ РЕГИОНАЛЬНЫМ ФЕНОМЕНОМ.

Она состоит из 154 новелл, и в основе каждой – микросюжет или важная мысль. «История» рассказывает и о походе Ермака, и о том, что случилось через много лет после гибели атамана. Семёну Ремезову помогали сыновья; с любовью и тщанием Ремезовы снабдили каждую новеллу иллюстрацией‑миниатюрой. Получилось синкретическое повествование романного типа: сразу житие святого (агиография), история путешествия («хождение»), историческая хроника (летопись) и публицистическое обращение («слово»). Но неназванный идеал, на который ориентировался Ремезов, – Евангелие.

Рисунок из «Истории Сибирской»

«Исполинство бог даёт рабам своим от рожденья», – написал Ремезов о Ермаке. И Ермак в его повести – воистину Сын Божий. Он отмечен свыше. Он отважный воин, мудрый правитель и праведник, несущий во тьму Сибири свет Христовой веры. Ему сопутствуют чудеса: православные знамёна сами собой летят мимо берегов, занятых воинами хана Кучума, а руки супостатов цепенеют в бою, и оружие ломается пополам. Его поход осеняют знамения: два мистических зверя дерутся друг с другом на острове посреди Иртыша, а во время сражения в небе появляется Христос, хватает татарские стрелы и швыряет их на землю. И Ермак приносит себя в жертву, как Иисус: перед последней битвой ему является Никола Можай и предупреждает о гибели, но Ермак не отказывается от своего дела. Для русского Сибирь важнее жизни – вот главная мысль Ремезова. И он воплотил её в образе мессии – в Ермаке.

Ремезов не провозглашал «сибирской идеологии». Он констатировал то, что уже было, и было давно. После Ермака в глубины Сибири двинулись сотни русских землепроходцев, и каждый из них видел себя Ермаком.

Сибирская конкиста

Землепроходцы покоряют Сибирь

К началу XVII века русские уже освоили Обь и успели проведать пушного зверя в окрестностях города Мангазеи, тогда – главного опорного пункта Сибири. Охотников тянуло на восток к нетронутым местам и подальше от государевых сборщиков ясака. От обских хантов и селькупов русские узнали о реке Енисей (Ионесси). Поисковые экспедиции открыли четыре волока из бассейна Оби в бассейн Енисея, и за двадцать пять лет землепроходцы обследовали гигантскую реку со всеми притоками до её впадения в Ледовитый океан. В верховья шли на стругах и дощаниках, поднимаясь против течения на шестах или бечевой, к устью плыли на морских кочах под парусами. Рейды растягивались на годы. Победы над инородцами, богатый ясак и слухи о новых землях, полных сокровищ, давали силы преодолевать голод и холод, бороться с ледяными заторами, стремнинами и гнусом. Государственный контроль над территорией русские закрепляли строительством крепостей. Енисейский острог стал важным форпостом в Средней Сибири и базой для продвижения на Лену и на Байкал.

Башня Якутского острога

В 1620 году некий Пянда, «гулящий человек» Енисейского острога, прознал от местных жителей, что к Нижней Тунгуске, притоку Енисея, подходит другая большая река – Лена (Елюнэ). На свои деньги Пянда набрал ватагу в сорок человек, построил струги и отправился на поиски фарта в огромные и непочатые охотничьи угодья неизвестной реки. Однако слухи на карте не нарисуешь, и маршрут по ним не проложить. В пути отчаянному отряду Пянды пришлось преодолевать завалы и пороги, отражать «огневым боем» набеги эвенков, пережидать зимы. Только на третий год экспедиция Пянды перетащила свои струги на Лену и потом прошла по ней четыре тысячи километров.

В 1632 году енисейский сотник Пётр Бекетов с тридцатью казаками поставил на Лене Якутский острог. Тридцать казаков объявили Якутию российской – а Якутия по площади вдвое превосходит всю Западную Европу. Из Якутского острога русским удобно было совершать броски на север, к Студёному морю и на страшную Колыму, и на юг, к Амуру и Даурии.

ЯКУТСКИЙ ОСТРОГ НА РЕКЕ ЛЕНЕ БЫЛ ЗАЛОЖЕН СОТНИКОМ ПЕТРОМ БЕКЕТОВЫМ В 1632 ГОДУ. ПО ПРЕДАНИЮ, ЯКУТЫ СОГЛАСИЛИСЬ ПРОДАТЬ РУССКИМ СТОЛЬКО ЗЕМЛИ, СКОЛЬКО МОЖНО НАКРЫТЬ БЫЧЬЕЙ ШКУРОЙ, – А РУССКИЕ НАРЕЗАЛИ ИЗ ШКУРЫ РЕМНИ И ОЧЕРТИЛИ ИМИ ОГРОМНЫЙ УЧАСТОК. МОЩНЫЙ ЯКУТСКИЙ ОСТРОГ СТАЛ БАЗОЙ ДЛЯ ОСВОЕНИЯ ЗАБАЙКАЛЬЯ, ДАЛЬНЕГО ВОСТОКА И КРАЙНЕГО СЕВЕРА. ВСЁ ОГРОМНОЕ ПРОСТРАНСТВО ОТ АМУРА ДО КОЛЫМЫ СЧИТАЛОСЬ ВОТЧИНОЙ ЯКУТСКОГО ВОЕВОДСТВА.

Строительство крепостей укрепляло русское государство, но не решало проблем сибирской анархии. Размер ясака не был определён, казаки драли его с местных по принципу «душа – мера». А меры не было. В суровый край приходили за богатством и прибылью, поэтому не останавливались ни перед чем. Воеводы хозяйничали без контроля, насаждая не цивилизацию, а собственный грабительский порядок. Никто не межевал земли между острогами, и порой казаки разных воевод схватывались за ясак друг с другом или брали его с аборигенов в двойном размере; как говорится, семь шкур сдирали. А ещё отнимали запасы мяса и рыбы, обрекая целые поселения на голодную зиму. Инородцы протестовали, как могли, иногда даже осаждали русских. В осаду большого тысячного войска якутов однажды угодил и Якутский острог. Казаков спасло лишь то, что оленеводы Полярного круга не привыкли к военным действиям и очень скоро сами ушли от стен крепости.