– Че выперли‑то тебя от папани? – спросила Юлька.
– Откуда знаешь? – Голос у Кристинки был низкий, глубокий. За время своего пребывания в баторе она только что заговорила в первый раз.
– У нас тут новости расходятся мгновенно, – Юлька вздохнула, – все сразу в курсе.
– Не скажу!
– Да ладно тебе! Я своих не сдаю.
– Проехали.
– Ну, как хочешь, – Юлька решила применить более действенный метод, – а мой папашка меня к себе даже не взял.
– Он один живет? – Кристина наконец‑то посмотрела на Юльку. У нее оказались огромные голубые глаза, которые сияли серебром в лунном свете. Юлька позавидовала – вот бы и ей такие. А не обычные, мутно‑зеленого цвета.
– Не‑а. С новой женой и новым ребенком.
– И у меня. – Кристинка слабо улыбнулась. – Двое спиногрызов у них. Но папка не виноват, это все мачеха.
– Да? – Юлька навострила уши. – Вот уродина.
– Специально меня затащила. «Плановый осмотр, диспансеризация, пятнадцать лет». А потом взяла и отцу доложила с таким видом!
– О чем?
– О том, что дочь его порченая…
Кристинка резко замолчала – испугалась, что зашла в своих откровениях слишком далеко. Юлька тут же почувствовала перемену ее настроения.
– Бухать еще будешь? Я тоже глотну.
– Давай!
Они по очереди несколько раз передали друг другу бутылку. Вино почти закончилось, но Юлька больше не думала об этом. Приятное тепло в теле и помутнение в голове принесли ощущения, отдаленно похожие на счастье.
– Парня‑то хоть любила? Хороший?
– Ты это о ком?
– Ну, о том, с которым мутила.
– Не встречалась я ни с кем. – Кристинка отвернулась к окну, за которым лениво играли ветками усталые к осени деревья.
– А тогда как?
– У нас обычаи такие в прежнем баторе были, – она перестала прятаться, рассказывала как есть, – не даешь парням – избивают до смерти. Мне несколько раз ребра ломали. И ногами били. Я сначала держалась, а потом думаю, да пропади оно пропадом. Себе дороже.
Юлька теперь застыла сама. Представила, что бы делала в такой ситуации. Весь детский дом сразу бы на уши поставила, директору даже рассказала.
– Ни фига себе, – наконец отвисла она.
– А у вас тут такого нет? – Кристина с опаской посмотрела на Юлю.
– Да ты что?! – Она аж подпрыгнула. – У нас проверка за проверкой. Это ж Москва. А ты где жила?
– В Смоленской области.
– И питалки че? Не заступались?
– Они сами наших боялись. – Кристинка тяжело вздохнула. – На ночь закроют снаружи двери в комнаты, и всё. А там же детский дом семейного типа, в группе «братья‑сестры» разных возрастов. Девочки‑мальчики через занавеску. Была одна смелая воспитка, пыталась нас защитить, так ее парни тоже всем составом отымели.
– И она их не посадила?!
– Директор даже рот открывать запретил.
– Ниче себе! – Юлька поторопилась успокоить Кристину: – У нас директор хороший. Питалки разные, конечно, но в целом норм.
– Ты смотри только, – Кристина взглянула на Юльку с угрозой, – ляпнешь кому, убью!
– Оно мне надо? – Она сделала большие глаза. – А как же ты выбралась оттуда?
– Сбежала. Нашла в документах, что у меня папаша есть. И сиганула из батора своего в Москву. Где шла, где попутки подвозили. За сутки добралась.
– Менты тебя не заметили?
– Не‑а. Я же выгляжу на все двадцать лет, им и в голову не пришло. С рюкзаком, одета норм. Не цеплялись.
– И что?
– Пришла к отцу. Он, оказывается, искал меня, когда мама умерла. Но не нашел. Ты прикинь?
– И он тебя согласился взять? – Юлька почувствовала острый укол ревности.
– Еще как! – Кристинка оживилась. – Обрадовался, домой сразу повел. Его стерва даже обо мне знала. Честный такой. Еще до свадьбы ей рассказал.
– Надо же.
– Вот‑вот! Папаша у меня хороший, но подкаблучник, с‑с‑собака, – она отвернулась к стене, – и эта тварь ему доказала, что я дефективная. Если в пятнадцать лет уже не целочка, значит, все. Можно ставить крест.
– Но ты же не виновата!
– А кому какое дело? – Кристинка сверкнула в темноте глазами. – Я вот думаю иногда, лучше б мне все руки‑ноги переломали. Тогда бы не была «дефективная» – ну в гипсе бы походила, вылечили бы, и всё. А раз меня насиловали, это не травма, не болезнь. Это типа моя вина…
– Тс‑с‑с‑с. – Юлька услышала легкое движение в коридоре, сунула второпях пустую бутылку под стол и легла в кровати Кристины, накрывшись своим одеялом.
– Вырасту, мачеху замочу, – пробормотала та себе под нос, уютно устроившись рядом, – в опеке такого про меня наговорила! Про разврат. Про угрозу двум ее соплякам. Твари! Я им и детей нянчила, и по дому помогала. Все делала, лишь бы только не выгнали. А они вон, другой повод нашли…
Глава 8
Влад вошел в костюме и галстуке – только что вернулся с работы. Поцеловал Катю как обычно в макушку, сел напротив нее у письменного стола и стал смотреть на жену поверх монитора. Пристально, не отводя взгляда. Она смущенно ему улыбнулась.
– Как состояние души? – на всякий случай он начал издалека.
– Терпимо. – Она пожала плечами.
– Хорошо, что ты сегодня рано вернулась. – Он положил на ее руку свою большую ладонь.
– Я и не была на работе, – она виновато на него взглянула, – решила взять выходной. Устала.
– А что Яков Львович? – Влад насторожился.
– Все понял, – Катя перевернула свою руку под ладонью мужа и крепко сжала широкое запястье, – велел набираться сил и отдыхать.
– Правильный начальник, – похвалил супруг и после паузы решился: – Катя, не злись, но ты в последнее время…
– Знаю, – она подняла на него мутный, усталый взгляд, – наверное, кризис среднего возраста. Даже на любимой работе стало смертельно скучно.
– У тебя ничего не болит? – Он смотрел на нее с тревогой.
Катя рвалась на работу всегда, была из тех женщин, кому недостаточно домашнего очага и семьи. Ее энергии хватало на тысячи идей, на десятки проектов. Влад наивно думал, что жена побудет дома несколько лет после рождения младшей дочери, Маши. Но удержать ее оказалось невозможно – уже через полгода она вернулась в издательство. Да и эти шесть месяцев работала из дома, удаленно.
– Нет, – она смотрела ему прямо в глаза, – я совершенно здорова, если ты переживаешь об этом.
– А что же тогда?
– Много и напряженно думала в последнее время. – Она тяжело вздохнула.
– Я это заметил. О чем? Пишешь новую книгу?
– Нет, – Катя хмыкнула, – хватит с меня одной. Я думала о маме.
– Ох, – свободной ладонью муж погладил ее по голове, – ты же знаешь, она пожилой человек. Ее уже не переделать.
– Я и пытаться не буду, – Катя снова улыбнулась, – я думаю о том, что ее отношение к миру, к людям и даже к детям – это продукт системы. Результат отсутствия родителей и последствия жизни в детском доме.
Комментариев нет