– Это они о чем вообще? – заволновались сзади.
– Да про крем для загара. Или от загара, кто его разберет. Лично я намазался. А ты?
– Естественно!
Я с трудом сдержал ухмылку. Начальник штаба совсем не любит наказывать подчиненных. Поэтому он их запугивает. Получается, надо сказать, неплохо. Мало желающих испробовать на себе «исправительную розгу». Военные стремятся попасть на «Зэ‑два» ради щедрых «внеземельных» и двойной выслуги лет. Будешь плохо себя вести – накроется твоя следующая вахта, и все дела.
– Внимание! – скомандовал Газин.
Машины подъехали, из кондиционированного брюха головного бэтээра выбрался подполковник Брилёв, свежий и прохладный даже с виду, в камуфляже, но все‑таки при фуражке. Унгелен спрыгнул с брони и встал, улыбаясь, рядом. Мама дорогая, да он за эти полгода, что мы не виделись, успел вымахать почти вровень с подполковником.
– Равняйсь! Смирно!
Газин выпятил орденоносную грудь, Брилёв отчеканил положенные три шага, вскинул руку к виску, рявкнул «Товарищ полковник!» и забубнил, что у них там положено. Унгелен издали кивнул мне и теперь переглядывался с кем‑то во втором ряду. Зачем он здесь? Или что‑то случилось, или надо передать личное сообщение от великого вождя. Ничего страшного, иначе я бы еще на орбите все знал. Мне сообщил бы диппредставитель Костя Калугин, которого я меняю. Если он не звонит и сидит на базе спокойно – пустяки.
– Вольно!
Брилёв начал пожимать руки управлению. Еще несколько минут – и поедем… Унгелен стоит на месте, не лезет в наш протокол, старается выглядеть серьезно, хотя его так и распирает от веселья. Он искренне рад нас видеть. У него хватает приятелей в отряде Брилёва, но наша вахта – любимая. Мы ведь – «первая высадка», то есть первыми после миссии разведчиков прибыли на «Зэ‑два» надолго и всерьез. Налаживали отношения с аборигенами, учили их, учились у них, подружились и далеко не сразу поняли, как много сделали для этого «Гена» и «Галя», Унгелен и Унгали, мальчишка и девчонка, чей важнейший вклад в контакт мы сдуру проглядели – ну дети же.
А теперь парню семнадцать лет, он не должен был так рано стать младшим вождем, мог еще погулять года три‑четыре. Сестренке его шестнадцать, и тоже не стремилась лезть обеими руками в государственное управление, но отец попросил обоих по‑хорошему. А отец таков, что, если просит, не откажешь.
Папаша Унгусман плечист и мордаст, ну так ему уже хорошо за полтинник, и все равно я рядом с ним чувствую себя форменным дуболомом, хотя великий вождь шире меня и выше. У него любой жест получается элегантным. Как он ставит ногу, как он идет походкой сытого, но все равно опасного хищника, это надо видеть. Как он поворачивает гордо посаженную голову и бросает на тебя царственный взор – этого лучше и не видеть никогда, комплекс неполноценности обеспечен. Сейчас, глядя на Унгелена, я впервые заметил, до чего мальчик похож на отца – значит, юный Унгусман тоже был хорош собой до неприличия, что по аборигенским меркам, что по земным.
Очень важно хорошо выглядеть, если ты вождь. В идеале верховный правитель должен быть самым красивым не только на своей территории и даже не на разведанных землях, а вообще в ареале своего биологического вида. Чтобы ты пришел, тебя увидели – и ты уже победил.
Местные в целом утонченно изящная раса, с четкими и правильными европеоидными чертами, а угольная чернота кожи придает этой красоте некоторую кукольность, из‑за которой мы не сразу научились их различать в лицо. Ну манекены и манекены, клоны. Недаром они здесь все превосходные физиономисты, и искусство мимики и жеста развито у них невероятно и играет огромную роль в общении…
Тут как раз Унгелен поймал мой взгляд и лукаво подмигнул. Все гримасы землян, и отдельно русских землян, он знает великолепно. Дьявольски талантливый юноша.
Когда мы познакомились, он освоил наши манеры за пару месяцев, и на таком уровне, что впору испугаться. Во время моей второй полугодичной вахты на «Зэ‑два» нам улыбался, подмигивал и строил глазки уже весь дворец, вплоть до последней уборщицы. Разведка скрипела зубами, Трубецкой ежедневно проводил инструктажи о бдительности и умолял Газина запретить детям вождя шляться по базе. Ну потому что явный же заговор: к нам втираются в доверие, и добром это не кончится… Позже я узнал, что одновременно Тунгус ломал голову, пытаясь сообразить, зачем русские втираются в доверие к его администрации, если им с этого никакой явной выгоды не светит, а неприятностей уже хватило.
Нерусских‑то послал великий вождь, не понравились они ему.
Господи, ведь страшно подумать, сколько тут всего было за три моих командировки. Мы здесь целую жизнь прожили. И теперь вот Унгелен надел расшитую тогу, и на шее у него ожерелье младшего вождя.
Да, вырос наш солнечный мальчик. Официальное лицо! Не имеет больше права разгуливать с голым торсом в белых татуировках, по которому девицы на Земле прямо слюнями исходят. Интеллигентный дикарь – страшная сила. Даст бог, привезем Гену в Москву – надо будет как‑то там поаккуратнее ему. Тем более он кто угодно, только не дикарь. Любой младший вождь династии Ун, по умолчанию, аристократ, каких у нас давно не делают, прирожденный управленец и хорошо обученный интриган в лучшем смысле слова. А конкретно Унгелен – переговорщик и толмач, ответственный за внешние связи. Все разведки Земли это учитывают и навалятся на инопланетного гостя не по‑детски. Против него вступят в игру суровые профессионалки, которым минутное дело порвать юному красавцу все гештальты в лоскуты. Он просто будет не готов к такому. Этот вопрос уже обсуждался у нас в департаменте. Подберем Унгелену в скауты правильную барышню, парень от нее дальше сортира не уйдет, а она, заподозрив неладное, отошьет любую хищницу в два счета. На крайний случай недипломатично свернет ей челюсть.
Да, и о такой ерунде приходится думать тоже…
– Приветствую вас, советник.
– Здравия желаю, товарищ подполковник.
Брилёв со мной одного роста, но умудряется глядеть сверху вниз. Это означает, не больше и не меньше, что на тебя смотрит прирожденный военачальник, а ты знай свое место, «пиджак». Не представляю, как бы я с Брилёвым сработался. Если Газин умеет удивлять, то этот – напрягать.
– Личная просьба. Будет случай – намекните советнику Калугину, что он склочник и засранец, но я не в обиде. Вот прямо так и намекните.
Пока я соображал, как бы намекнуть товарищу военачальнику, что все его докладные на Калугина в МВО были там зарегистрированы и без рассмотрения направлены к нам в МИД, а шеф департамента с ними ознакомился и на каждой оставил резолюцию: «Очень познавательно. В архив!», подполковник уже удалился.
Комментариев нет