– Она превратила нашу жизнь в ад, – говорила Насте Светлана Параскевич. – Мы не могли спокойно ходить по улице, все время ждали, что она нас где‑нибудь подкарауливает. Мы боялись открывать дверь, если не были предупреждены о визите заранее. И потом, знаете, меня все время точил червь недоверия. А вдруг они меня обманули? Вдруг Леня изменял мне с Людмилой? В общем, нам обоим все время было тяжко и как‑то… ну, неприятно, что ли. Это постоянно висело в воздухе, мешало жить, мешало верить друг другу. Тогда мы и начали искать возможность обмена нашей квартиры, хотели переехать.
– А что произошло, когда год прошел?
Светлана задумчиво посмотрела на Настю.
– Леня умер. Примерно в это время. Эта идиотка даже на похороны притащилась. Я все боялась, что она начнет публично вещать о том, что предназначена для Лени, скандал начнется и все такое. Но, слава богу, обошлось, она вела себя тихо.
– Скажите, Светлана, вам не приходило в голову подозревать ее в убийстве вашего мужа?
– Нет, честно признаться. Я как‑то о ней не подумала. Зачем ей его убивать, если она хотела с ним жить?
– Ну, видите ли, обещанный год прошел, и она могла разгневаться, поняв, что ее обманули.
– Но год же еще не прошел. Он только исполнился в тот день, когда Леня погиб…
После разговора со Светланой Настя вынуждена была снова ехать к Исиченко и уточнять у нее некоторые детали.
– Это правда, что Леонид обещал вам через год все устроить?
Исиченко стала мертвенно‑бледной, отчего морщины на лице обозначились резче.
– Откуда вы знаете? Я не стану с вами разговаривать, пока вы не скажете мне, откуда вы это узнали.
– Мне Леонид сказал, – не моргнув глазом соврала Настя. В конце концов, чего мучиться, изобретая велосипед, когда на нем уже давно весь мир ездит.
– Леонид? Значит, вам тоже было видение?
– Было, – подтвердила Настя. – Он понял, что я хочу найти убийцу и помочь его мятущейся душе успокоиться, поэтому он пришел ко мне и рассказал про ваш договор.
– Он не велел мне ни с кем говорить об этом.
– Но это же было давно, – попыталась вывернуться Настя. – Ведь он не мог знать, что погибнет, иначе он снял бы свой запрет.
– Он запретил мне это уже после смерти.
– Значит, он вам является? – вырвалось у Насти прежде, чем она успела сообразить, что говорит очевидную глупость.
– Конечно, не вам же одной.
В голосе Исиченко снова зазвучали нотки высокомерного презрения.
– Людмила, почему вы не хотите помочь мне найти убийцу Леонида? – с упреком сказала Настя. – Вы – самый близкий ему человек, вы так много знаете о нем, он даже вступает с вами в контакт после смерти, значит, доверяет вам больше всех. Он не мог не сказать вам, кто и почему его убил. Я никогда не поверю, что вы этого не знаете.
Исиченко буквально позеленела, лицо ее перекосилось от ужаса и ненависти.
– Да, – гордо сказала она, – я знаю, кто его убил. Но вам я этого не скажу.
– Почему же?
– Потому.
– Людмила, не забывайте, мне тоже было видение. Леонид мне сказал, что говорил с вами о том, кто и почему его убил. Более того, он сказал мне, что велел вам ни в коем случае не скрывать этого, если кто‑то спросит. Вы что же, собираетесь нарушить его волю?
Исиченко молчала, уставившись глазами в свои острые колени, туго обтянутые желтыми брюками.
– Я жду, Людмила. Что вам говорил Леонид?
Настя блефовала отчаянно и безоглядно, но в конце концов рисковала она не так уж сильно. Даже если ее догадки по поводу содержания психопатического бреда Исиченко неверны и Леонид Параскевич ничего подобного Людмиле не говорил, не велел и не запрещал, всегда можно отговориться тем, что уж ей‑то, Насте Каменской, он на самом деле являлся. Проверить это невозможно. А тот факт, что сказанное Насте не совпадает со словами, сказанными Людмиле, – что ж, дело житейское, призраки тоже могут говорить неправду, мало ли по каким причинам. Особенно беспокоила Настю фраза, сказанная Исиченко в прошлый раз: «Леонид должен был умереть, чтобы понять это». Нехорошая, прямо скажем, фраза. Даже если разделить ее на степень психического нездоровья Людмилы, все равно от нее веет чем‑то криминальным.
Наконец Исиченко подняла голову и уставилась на Настю темными глазами, в которых горел болезненный и яростный огонь.
– Он предупредил меня перед смертью, что должен умереть, иначе мы никогда не сможем соединиться. Только в смерти он будет принадлежать мне целиком и безраздельно. Поэтому в тот день, когда исполнится год с момента заключения нашего договора, он покинет этот мир.
«Ну, здрасьте, приехали, – в отчаянии подумала Настя. – Сейчас она начнет натягивать на самоубийство. Никаким суицидом там и не пахнет, оружие валялось слишком далеко от трупа, и выстрел был произведен с расстояния больше двух метров».
– Каким образом он предупредил вас об этом? – терпеливо спросила она. – Он к вам приходил накануне гибели?
– Нет, это было бы нарушением договора. Он мне позвонил и сказал, что, пока принадлежит этому миру, мы не сможем быть вместе. У него слишком много земных долгов и обязательств, которые он должен отдавать и выполнять, а наш союз предначертан свыше и не может совмещаться с суетой земного бытия. Но после смерти мы будем вместе вечно.
– Он так и сказал – после смерти?
– Да, так и сказал.
– Может быть, он имел в виду не свою смерть?
– А чью же?
– Вашу, например. Или смерть Светланы.
– Если бы он хотел моей смерти, он бы сказал мне об этом. Если бы он хотел смерти этой женщины, он бы убил ее. Нет, он хотел смерти именно для себя. И он ее получил. Он говорил: очень важно, чтобы смерть настала до наступления полуночи в тот день, когда исполнился год. Если смерть запоздает хотя бы на минуту, мы не сможем соединиться.
– И что же? – Настя сделала глупое лицо. – Успел Леонид покинуть этот мир до наступления полуночи?
Исиченко медленно поднялась с дивана, на котором сидела, сгорбившись, распрямила спину, вздернула подбородок и окинула Настю сияющим взглядом.
– Вы же видите, мы вместе. Значит, все получилось как он хотел.
– Скажите, Людмила, а вы не помогали ему осуществить этот замысел?
– Я всегда и во всем помогала Леониду.
– Значит, плохо помогали, – с внезапной злостью сказала Настя. – Потому что Леонид Параскевич ушел из жизни через тридцать минут после наступления полуночи. И я вынуждена сделать вывод, что или меня обманываете вы, Людмила, или вас саму обманывает кто‑то еще. У вас есть близкие родственники?
Комментариев нет