Чужак

Дверь открыл низенький коротышка с волосами песочного цвета. Брови нахмурены, губы сжаты в ниточку. Полная боевая готовность послать незваных гостей на три буквы. У него за спиной стояла женщина, зеленоглазая блондинка, дюйма на три выше мужа и намного красивее, даже без макияжа и с припухшими от слез глазами. Сейчас она не плакала, но кто‑то в доме тихонько плакал. Ребенок. Одна из дочек Мейтленда, решил Алек.

– Мистер и миссис Мэттингли? Я Алек Пелли. Хоуи Голд вам звонил?

– Да, – ответила женщина. – Входите, мистер Пелли.

Алек хотел шагнуть через порог, однако Мэттингли, дюймов на восемь ниже гостя, но совершенно бесстрашный, преградил ему дорогу.

– У вас есть какой‑нибудь документ, удостоверяющий личность?

– Да, конечно. – Алек мог бы показать водительские права, но отдал предпочтение удостоверению полицейского резерва. Мэттингли вовсе ни к чему знать, что его нынешние дежурства сводятся в основном к благотворительным акциям в роли почетного охранника на рок‑концертах, родео, борцовских турнирах и гонках пикапов, проходящих в «Колизее» трижды в год. Также он иногда подменял заболевших штатных контролеров, следивших за соблюдением правил парковки в деловом центре Кэп‑Сити. Это было несколько унизительно для человека, который когда‑то руководил бригадой из четырех детективов полиции штата, но Алек не возражал; он не любил сидеть дома. К тому же Библия учит, что «Бог гордым противится, а смиренным дает благодать» (Послание Иакова, глава четвертая, стих шестой).

– Спасибо. – Мистер Мэттингли отступил в сторону, освобождая Алеку проход, и одновременно протянул руку. – Том Мэттингли.

Алек пожал ему руку, приготовившись к крепкому рукопожатию. И не был разочарован.

– Обычно я не такой подозрительный. У нас тихий район. Но я сразу сказал Джейми, что пока Сара и Грейс у нас в доме, нам надо быть предельно осторожными. Многие злятся на тренера Ти, и поверьте мне на слово, это только начало. Когда о том, что он сделал, узнает весь город, будет в тысячу раз хуже. Рад, что вы их у нас заберете.

Джейми Мэттингли с упреком взглянула на мужа.

– Что бы ни сделал отец… если он вообще что‑то сделал… девочки не виноваты. – Она повернулась к Алеку. – Они совершенно раздавлены, особенно Грейс. Они видели, как их отца уводили в наручниках.

– А скоро они узнают почему, – сказал Том Мэттингли. – В наше время от детей ничего не скроешь. Чертов Интернет, чертов «Фейсбук», чертов «Твиттер». – Он покачал головой. – Джейми права. Невиновен, пока не доказано обратное. Но его арестовали публично, а когда так бывает… – Он тяжко вздохнул. – Хотите пить, мистер Пелли? Джейми сделала чай со льдом.

– Спасибо, но я лучше скорее отведу девочек домой. Их ждет мама.

И это будет лишь первый пункт в списке дел на сегодняшний вечер. Перед тем как шагнуть под ослепительный свет телевизионных прожекторов, Хоуи снова позвонил Алеку и отдал распоряжения с пулеметной скоростью. Когда Алек доставит дочерей Мейтленда домой, ему надо будет вернуться в Кэп‑Сити и позвонить нужным людям (и попросить их об услуге). Причем звонить лучше прямо с дороги, чтобы не терять драгоценного времени. Снова в строю, и это прекрасно – уж всяко лучше, чем выписывать штрафы за неправильную парковку на Мидленд‑стрит, – но это будет непростое задание.

Девочки оказались в комнате, которая, судя по чучелам рыб на обшитых сосновыми досками стенах, была берлогой Тома Мэттингли. На большом плоском экране скакал Губка Боб, но звук был приглушен. Дочки Мейтленда сидели на диване, тесно прижавшись друг к другу. Обе – по‑прежнему в бейсболках и футболках «Золотых драконов», на их лицах – черная и золотая краска (наверное, мама раскрасила их перед матчем, до того, как привычная жизнь круто перевернулась, встав на дыбы и отобрав у них папу), однако у младшей краска совсем растеклась от слез.

Увидев в дверях незнакомого мужчину, старшая девочка еще крепче прижала к себе плачущую сестренку. Алек любил детей, хотя своих у него не было, и безотчетное действие Сары Мейтленд ранило его в самое сердце: ребенок защищает ребенка.

Алек шагнул в комнату.

– Сара? Я друг Хоуи Голда. Ты его знаешь, да?

– Да. С папой все хорошо? – Ее голос звучал очень тихо и хрипло, как бывает, когда человек долго плакал. Грейс вообще не смотрела на Алека; она сидела, уткнувшись лицом в плечо старшей сестры.

– Да. Он попросил меня отвести вас домой.

Это была не совсем правда, но сейчас не время вдаваться в тонкости.

– Он уже дома?

– Пока нет. Но дома ждет мама.

– Мы могли бы и сами дойти, – тихо произнесла Сара. – Тут совсем близко. Я могла бы взять Грейс за руку.

По‑прежнему пряча лицо, Грейс Мейтленд покачала головой.

– Но не вечером, когда темно, – сказала Джейми Мэттингли.

И не сегодня, мысленно добавил Алек. И не завтра, и не послезавтра. И еще много‑много дней и вечеров.

– Пойдемте, девчонки, – с деланой (и откровенно фальшивой) бодростью произнес Том Мэттингли. – Я вас провожу.

На крыльце, под ярким светом лампы, Джейми Мэттингли казалась еще бледнее и худее, чем прежде. Буквально за три часа она превратилась из мамы‑наседки в пациентку онкологического отделения.

– Это ужасно, – сказала она. – Как будто мир перевернулся с ног на голову. Слава богу, что наша дочка сейчас в летнем лагере. Сегодня мы были на матче лишь потому, что Сара и Морин – лучшие подружки.

При упоминании подруги Сара Мейтленд расплакалась. Увидев слезы сестры, Грейс заплакала еще горше. Алек поблагодарил Мэттингли и повел девочек к своей машине. Они шли медленно, понурив головы и держась за руки, как детишки из сказки, заблудившиеся в темном лесу. Алек освободил переднее пассажирское сиденье от обычных завалов, и сестры втиснулись туда вдвоем. Грейс снова уткнулась лицом в плечо Сары.

Алек не стал заставлять их пристегиваться. Ехать было всего ничего, меньше четверти мили. Яркий телевизионный прожектор освещал подъездную дорожку и лужайку перед домом Мейтлендов. Там осталась всего одна съемочная группа. Судя по логотипу на фургоне со спутниковой тарелкой, филиал Эй‑би‑си из Кэп‑Сити. Четверо или пятеро парней стояли рядом с фургоном и пили кофе из пенопластовых стаканчиков. Когда «эксплорер» Алека свернул на подъездную дорожку, они побросали стаканчики и схватились за камеры.

Алек опустил стекло на водительской двери и крикнул голосом, каким обычно кричал «лицом к стене, руки за голову»:

– Не снимать! Этих детей не снимать!

Это остановило их на две секунды, но только на две. С тем же успехом можно было просить комаров не кусаться. Алек помнил те времена, когда все было иначе (те стародавние времена, когда джентльмены еще придерживали дверь для леди), но с тех пор многое изменилось. Единственный репортер, решивший остаться на Барнум‑корт – какой‑то латинос, чье лицо было смутно знакомо Алеку, кажется, ведущий прогноза погоды по выходным, любитель галстуков‑бабочек, – уже схватился за микрофон и проверял закрепленный на ремне аккумулятор.