Когда Цы подошел к дому старосты, уже светало.
Фэна он нашел в крытой галерее. Судья был одет в холщовый халат, агатово-черный, под цвет шапочки. Лицо его было невозмутимым, но руки выстукивали беспокойную дробь. После ритуального приветствия Цы принялся благодарить учителя.
— Я только пойду и взгляну, так что оставь эти ужимки. И не делай такое лицо, — добавил судья, заметив разочарование ученика. — Вы не в моей юрисдикции, и к тому же ты знаешь, я в последнее время отошел от таких дел. Но деревня маленькая, так что отыскать убийцу будет не сложнее, чем вытащить камешек из туфли.
Цы проследовал за судьей под боковой навес, рядом с которым стоял на страже его личный помощник, молчаливый человек с чертами северянина. Внутри их встретил староста Бао Пао, вдова и сыновья покойного. Стоило Цы глянуть на останки Шана, у него вновь начался приступ рвоты: родственники усадили покойного на деревянный стул, будто он был еще жив, — спина прямая, голова примотана к стулу сплетенным из камыша жгутом. Шана омыли, смазали ароматным маслом и одели, но все равно он больше напоминал окровавленное пугало. Судья высказал положенные соболезнования родственникам, перекинулся с ними несколькими словами вполголоса и испросил разрешения осмотреть тело. Старший сын разрешил, и тогда Фэн медленно приблизился к трупу.
— Ты помнишь, что тебе делать? — спросил он у Цы.
Цы помнил прекрасно. Он достал из своей сумки лист бумаги, чернильный камень и лучшую кисточку. Затем уселся на пол подле трупа. Фэн подошел, сокрушаясь, что тело омыли до осмотра, и приступил к работе.
— Я, судья Фэн, в двадцать второй день лотосовой луны второго года под девизом правления Кайси и четырнадцатого года правления всеми обожаемого Нин-цзуна, Сына Неба и Досточтимого Императора династии Сун, получив надлежащее разрешение от членов семьи, приступаю к расследованию — предварительному и вспомогательному по отношению к официальному, которое должно быть осуществлено направленным из области Цзяньнин должностным лицом не менее чем через четыре часа после уведомления о назначении. В присутствии Ли Чэна, старшего сына погибшего, госпожи Ли, вдовы последнего, двух других детей мужеского пола, Цзе и Синя, а также Бао Пао, поселкового старосты по надзору, и моего помощника Цы, непосредственного свидетеля.
Цы писал под диктовку, вслух повторяя каждое слово. Фэн продолжал:
— Покойного, по имени Ли Шан, сына и внука Ли, которому, по словам старшего сына, на момент смерти было пятьдесят восемь лет от роду, по профессии счетовода, землепашца и плотника, в последний раз видели позавчера в полдень, после окончания работы в лавке Бао Пао, где мы сейчас находимся. Сын заявляет, что покойный не страдал никакими недугами, помимо свойственных его возрасту и занятиям, и что явных недоброжелателей у него не имелось.
Фэн взглянул на старшего сына, тот поспешил согласно кивнуть, затем на Цы — тот громко зачитал записанное.
— По незнанию родственников, — продолжил Фэн с ноткой упрека в голосе, — тело было омыто и переодето. Члены семьи заявляют, что на момент получения тела они не обнаружили иных повреждений, кроме страшного разреза, отделившего голову от шеи, — он, без сомнения, и явился причиной смерти. Рот раскрыт широко, неестественно широко… — Судья попытался его закрыть. — Челюсти окоченели в таком положении.
— Вы его даже не разденете? — удивился Цы.
— Нет необходимости. — Фэн вытянул руку и коснулся шеи. Обернулся к ученику в ожидании его догадки.
— Двойной разрез? — предположил Цы.
— Двойной… Как свинью…
Цы внимательно осмотрел рану, отмытую от ила. Действительно, спереди, под тем местом, где раньше был кадык, виднелся горизонтальный разрез — так свинари выпускают кровь из животных. У основного разреза, который шел по всей окружности, края были неровные, сделанные как будто ножовкой на бойне. Цы уже хотел поделиться своим наблюдением, когда Фэн попросил его в подробностях рассказать, как он обнаружил тело. Цы принялся рассказывать о каждом своем шаге на рисовом поле — все, что только мог вспомнить. Когда рассказ подошел к концу, взгляд судьи посуровел.
— А тряпка?
— Тряпка?..
«Вот дурак! И как же это я забыл?»
— Ты меня недооцениваешь, Цы, а прежде за тобой такого не водилось… — Судья выдержал красноречивую паузу. — Как ты уже должен был догадаться, этот открытый рот не связан ни с призывом о помощи, ни с криком боли — иначе вследствие посмертного расслабления мышц он бы легко закрылся. А следовательно, в рот ему поместили какой-то предмет — перед или непосредственно после смерти, — каковой предмет и оставался в ротовой полости в то время, когда мускулы отвердевали. Судя по типическим признакам, я предполагаю, что речь идет о льняной тряпице — если, обратить внимание на окровавленные нити, застрявшие между зубами.
Упрек учителя больно уколол Цы. Еще год назад он не допустил бы ошибки, однако из-за отсутствия практики он отупел и соображал медленнее, чем прежде. Юноша, кусая губы, запустил пятерню в рукав рубашки.
— Я как раз собирался передать ее вам, — пробормотал он, вытягивая аккуратно свернутый кусок материи.
Фэн внимательно осмотрел тряпицу. Ткань сероватая, в пятнах засохшей крови. Размером с платок, какими покрывают голову. Судья описал тряпку как вещественное доказательство.
— Дописывай и поставь мою печать. И сделай копию для официального следователя.
Фэн попрощался с присутствующими и вышел из-под навеса. Снаружи снова шел дождь. Цы поспешил вслед за судьей и нагнал его перед самым входом в покои, которые предоставил гостю Бао Пао.
— Документы… — промямлил юноша.
— Оставь здесь, на столике.
— Судья Фэн, я…
— Не бери в голову, Цы. В твоем возрасте я не мог разобрать, кого застрелили из самострела, а кого задушили.
Цы эти слова утешили не сильно: он ведь знал, что на деле было не так. Юноша смотрел, как Фэн раскладывает бумаги. Ученик мечтал стать таким же, хотел обрести такую же мудрость, достоинство, познания. Он многому научился у Фэна, хотел и дальше быть его учеником, однако этого никогда не добиться, сидя, как привязанный, в деревне среди крестьян. Цы дожидался, когда учитель покончит с бумагами, чтобы заговорить. И вот Фэн уложил последний листок, и Цы спросил про работу для батюшки, но судья строго покачал головой:
— Это касается только нас с твоим отцом.
Цы топтался среди вещей Фэна, точно нерешительный покупатель перед торговой палаткой.
— Вчера вечером я заговорил с ним об этом, и батюшка сказал… В общем, я думал, мы вернемся в Линьань, а оказалось, теперь…
Фэн остановился и заглянул в повлажневшие глаза юноши. Старый судья глубоко вздохнул и только потом решился положить руку в перчатке ему на плечо.
— Послушай, Цы, я даже не знаю, должен ли тебе об этом рассказывать…
Комментариев нет