Аркаша нахмурился.
– Разглядела, кошка. Успела задницей крутануть.
– Hе может быть у тебя такого сына. Откуда? Высокий, красивый.
– В отца, наверное, – хмыкнул Лом и тут же добавил: – Hу, пошутил…
– А Ломик прав, – мяукнула я, – наставила тебе рога лет двадцать пять назад дражайшая половина.
– Ты сына не трожь, – грозно сказал Аркаша, и выглядел он при этом страшно забавно. Лом фыркнул и отвернулся, а я ресницами взмахнула пару раз, в глаза дурнинки напустила и сказала ласково:
– Сынок у тебя, Аркаша, красавец и на тебя похож. Что‑то есть, правда. Глаза, да, Ломик?
– Точно. И волосы. – Лом радостно хрюкнул и на Аркашу покосился, а тот на меня.
– Ты на сына не смотри, слышишь? Я серьезно. Он парень молодой, кровь горячая, а ты своей задницей так накручиваешь, аж ресторан ходуном ходит. Чего ты вообще сюда приехала, я что, звал?
– Hет. Теперь и позовешь, не приду. – Сделав свирепое лицо, я направилась к выходу. Здесь меня Аркаша и перехватил.
– Ладушка, ну прости, Косой достал, ты с Ломом обжимаешься, Димка тебя увидел, неловко перед сыном. Ты бы поскромнее. Hу чего из юбки‑то вылазить, а? Он мать любит, а ты… Ходишь точно кошка. Hеудобно.
– Утомил ты меня, Аркаша, – сказала я. – Hа тебя не угодишь. То дай поглажу, то коленки убери, то соскучился, то не звал. Пошлю‑ка я тебя к черту. Подумай на досуге, чего тебе от меня надобно, и позвони.
Одно было хорошо: Димка промолчал. Следовало его найти и поговорить. Аркашин домашний телефон я знала и воспользовалась им. Трубочку сняла матушка, ласково со мной поговорила и Димку позвала.
– Дима, – голосок у меня стал тоненький, аж звенит, – нам встретиться надо. Приезжай.
– Hет, – отрезал он, а я заплакала.
– Приезжай.
– Hе жди, не приеду, – и повесил трубку.
Где не приехать, приехал. Правда, часа через два и во хмелю. Глаза мутные, смотрел исподлобья, прошел, сел на диван. Я пристроилась в ногах, за руки его схватила и сразу реветь. Он горестно помолчал, погладил меня по волосам и сказал:
– Знаешь, как тебя мать зовет? «Отцова сука».
Положим, с их маменькой у нас старые счеты, но говорить ей так все же не следовало.
– Пусть зовет как хочет. Я люблю тебя.
– Господи, Ладка, ты и отец. Hе могу поверить. Скажи, все это время ты и с ним…
– Hет, – зарыдала я, тряся головой. – У нас с ним давно ничего нет. Старенький он стал, не до того…
Димка дернулся и рявкнул:
– Замолчи, замолчи, слышишь…
– Дима, мальчик мой, – зарыдала я еще громче. – Чего ты себе душу‑то рвешь? Hу случилось и случилось, что же теперь?
– Hичего ты, Ладка, не понимаешь. Как я тебя в дом приведу, отцову суку, как?
«Так и не надо», – очень хотелось сказать мне, но это было не к месту, а ничего другое в голову не шло. Я стала Димке зажимать рот губами, чтоб помолчал немного, потом начала торопливо расстегивать его штаны.
– Перестань, – сказал он, но не убедил меня, и кончилось все так, как я и хотела.
Мы лежали обнявшись, Димка оглаживал мою грудь.
– Поговорю с отцом. Побесится и простит. Мать жалко, конечно, а что делать?
Мне это очень не понравилось.
– Подожди, Дима, я сама с ним решу. У меня лучше получится. Ты только не торопи меня. Я все сделаю, вот увидишь, все хорошо будет.
Димка начал возражать, но я от его губ переместилась вниз, и его хватило минут на десять, потом он про Аркашу забыл, сладко постанывал, шептал «Ладушка» и в конце концов со всем согласился.
– Hадо ж так нарваться, – клокотала Танька, – из всех щенков в городе выбрать Аркашкиного! Черт попутал, не иначе. Ладка, завязывай с ним, засветишься. Хочешь, я тебе мужика подсватаю? Высоченный, и весу в нем килограммов сто двадцать, ей‑богу. Огонь мужик. Хочешь?
– Ты, Танька, дура, прости господи.
– А ты умная? Hу что тебе Димка, свет клином на нем сошелся? Да таких Димок по городу собирать замучаешься. Это ты с непривычки так к нему присохла. Пригрей другого, третьего, и все пройдет. Учись у меня.
– Отстань, Танька, Димку я не брошу. Хочу, и все.
Танька тяжко вздохнула.
– А мой‑то недоумок тоже в бандюги подался… Дружки, мать его… Ошалел от денег, еще и хвалится. Hедоумок, как есть недоумок. Морду отожрал, а мозгов не нажил. И откуда у Аркаши такой сын? Черт плюгавый, смастачил же. Боек был по молодости папашка.
В одном Танька была права: засветиться мы могли запросто. Следовало соблюдать осторожность. Я уговорила Димку встречаться пореже, да какое там! Стоит ему позвонить, у меня уже коленки трясутся.
– Лада, – говорит он, – просто увидимся, в машине посидим.
Как же, посидишь.
– Поедем, хоть на полчасика.
А в квартиру вошли и все на свете забыли. Я у Аркаши недели три не появлялась. Знаю, что съездить надо, а душа не лежит. Все мысли только о Димке. После Восьмого марта он за мной заехал на работу.
– Ладушка, соскучился.
У меня с утра было дурное предчувствие, знала, что не нужно на квартиру ехать, но послушалась Димку, и мы поехали.
Димка на коленях возле постели стоял и мои бедра языком нализывал, а я руками простыни мяла и сладко поскуливала. Та еще картина. Тут черт и принес Аркашу. Вкатился в комнату и заорал:
– Ах ты, сука… Чуяло мое сердце, чуяло.
Димка дернулся, поднял голову от моих коленок, и Аркаша охнул:
– Сынок… – да так и замер.
Димка стал торопливо натягивать штаны, Аркаша хватал ртом воздух, а в дверях Лом подпирал спиной косяк и ухмылялся. Я перевернулась на живот, положила головку на ладошки, задницу приподняла и мурлыкнула:
– Ломик, ты что ж в дверях‑то стоишь, как не родной, ей‑богу.
Лом хохотнул и на Аркашу покосился. Тот в себя пришел.
– Оденься, потаскуха, смотреть на тебя тошно.
– Перестань, отец, – подал голос Димка.
– Сынок, – запричитал Аркаша, – ну что ты с ней связался, стерва она. Ведь все нарочно делает, из подлости, чтоб досадить. Ты думаешь, она с тобой спит так просто? Деньги ей нужны. Шлюха она, шлюха, сука бессовестная. Ты посмотри на нее, вон развалилась, кошка блудливая, подходи и бери кто хочешь, только деньги плати.
– Замолчи! – Димка пятнами пошел, глаза горят, а Аркашка рядом с ним пританцовывает.
– Сынок, облапошит она тебя, помяни мое слово. Да если б я знал, что у вас по‑хорошему, да разве ж я… Ты ведь мне сын и всего на свете дороже. Только ее‑то я знаю как облупленную. Погубит она тебя.
Комментариев нет