– Баба у него, торгашка. Лет на сто старше. Он на ее тачке разъезжает по доверенности, а она его после спектакля встречает и в ресторан. Хорошо устроился.
Я пошла взглянуть на торгашку. Выкатилась баба лет сорока пяти, толстая, некрасивая, лицо отечное, мешки под глазами, и смолоду, видно, красотой не блистала, а теперь и вовсе ей природа ничего от щедрот своих не оставила. Но пальто на ней было класс и сапоги тоже, и топала она в тех сапогах к собственным «Жигулям». Я опять ревела, не от обиды даже, а от жалости к Валерке, каково ему с такой жабой спать? Деньги… Ох как денег хотелось! Прикидывала, где бы заработать, и так и эдак, ничего не выходило. На мужиков не смотрела, воспитание не то, замуж девицей выходила, и Валерке изменять было стыдно, хоть он этого и заслуживал. Отметили мой день рождения, ухнув всю зарплату, а на следующий день Танька пришла.
– Муж где?
– В театре. Премьера сегодня.
– А ты чего не пошла?
– Не в чем. Одно платье приличное, я в нем три года хожу. Люди думают – униформа, за билетершу принимают.
– Так, – сказала Танька. – Хватит тебе пялиться на красивую рожу своего мужа. Завязывай. Пора зарабатывать деньги.
– В проститутки не пойду. Брезгливая я.
– Не ходи. Пойдешь в содержанки.
– Чего ты городишь?
Танька закурила и сказала очень серьезно:
– Ладка, мужик у меня есть… Нам такие деньги никогда и не снились. Я у него долго не продержусь, характер не тот, не умею я мужиками вертеть, а ты баба железная, ты его до нитки оберешь. А я помогу. Ну что?
Мы посмотрели друг на друга, и я сказала:
– Как ты меня ему подсунешь, дура? Придешь и скажешь, вот моя подружка, трахайте за деньги?
– По‑умному сделаем. У меня и план есть.
– Какой план, Танька?
– Хороший план. В воскресенье придешь, познакомитесь.
Когда в воскресенье я увидела Аркашу, меня затошнило – старше меня лет на тридцать, достает мне до уха, хотя рост у меня не бог весть какой, плешивый, и рожа глупая‑преглупая. Я улыбалась, вела себя скромно, к Аркаше выказывала интерес. На кухне шепнула Таньке:
– Да есть ли деньги‑то у него, по виду – лопух.
– Есть. Что я, родной подруге свинью подложу?
Посидели мы втроем очень мило, и я Аркаше понравилась, он потом у Таньки про меня выспрашивал, а она, дурочкой прикинувшись, охотно отвечала. Мы не торопились, Аркаше я глаза не мозолила, виделись всего пару раз, но стараниями Таньки интерес ко мне поддерживался. Выбрали день, когда он должен был прийти, я явилась на час раньше, и Танька мне сказала:
– Ладка, муж у тебя актер, за пять лет кой‑чему ты у него должна была научиться. Реви так, чтоб деревянного проняло.
И я заревела. Звонок в дверь, Танька открывать пошла, дверь в комнату распахнута настежь, Аркаша на пороге с цветочками, а Танька ему:
– Извини, ради бога, не до гостей сегодня.
Аркаша увидел, как мой бюст ходуном ходит от горьких рыданий, и в квартиру прошмыгнул.
– Что случилось? Почему Лада плачет?
Танька и из себя слезу выжала:
– Иди, Аркаша, не до тебя сейчас. – А он уже в комнате.
– Лада, что с тобой?
– Отстань от нее. Тут такая беда. Ей завтра за квартиру отдавать, собрали деньги, а у нее кошелек в троллейбусе украли. Мужу говорить боится, половина денег в долг. Ох, голова раскалывается, что делать, не придумаю.
Я реву еще громче, голову руками обхватив, а Аркаша бочком ко мне.
– Лада, не плачь, я помогу. Дам я тебе денег.
– Что ты болтаешь, а? – говорит Танька. – Как она тебе их вернет, что мужу говорить будет?
А Аркаша меня по коленочке гладит и ласково так говорит:
– Мы договоримся, Лада, договоримся.
На следующий день приехал ко мне в школу; я всю ночь на кухне книжку читала, чтоб с утра помятый вид иметь, вышла из учительской, головка набок, глаза опущены, а он мне конвертик.
– Вот, Ладушка.
Взяла дрожащей ручкой и сказала:
– Спасибо, Аркадий Викторович.
Через недельку он пригласил меня на дачу. Поехала. За свои деньги Аркаша хотел многого, и я старалась, как могла, ублажала. Однако и управляться с ним научилась быстро. Месяца не прошло, а я уже вертела Аркашей и так и эдак. На деньги был он жаден, но против моего напора устоять не мог. Стал интересоваться моей квартирой, к тому моменту было ясно, что никуда Аркаша от меня не денется, увяз, и я сказала правду. Головой покачал, посмеялся и похвалил:
– Хорошо, что не врешь.
Аркаша быстро шел в гору, а вместе с ним и я. Чуть что, грозилась бросить к чертовой матери. Поначалу он боялся, а потом понял: деньги я люблю до одури и никуда не денусь. Успокоился, ревновал больше для порядка, и как ни странно, а верил мне. И я к Аркаше привыкла. Хоть и противны были его потные ладошки, однако душа родная и дело общее; на свой лад я его даже любила.
Но и Танька была права – бабьего веку оставалось не так много, и возле Аркаши я явно засиделась. Хотелось моей душе чего‑то. Потому и о Димке второй день думала, не то чтобы мечтала, а так, нет‑нет да и вспомню, улыбнусь.
В понедельник он мне позвонил в школу. Начал путано:
– Лада Юрьевна, это Дима, мы с вами в четверг познакомились, у вас бензин кончился.
– Дима, – засмеялась я. – Неужели ты думаешь, что я тебя забыла? Откуда звонишь? Я через час заканчиваю, может быть, встретишь меня?
– Конечно, – а в голосе такая радость, кого хочешь умилит.
Он был на машине ярко‑красного цвета. Ничего подобного я в жизни не видела.
– Неужели сам собрал? – ахнула я.
– Сам, – Димка даже покраснел от удовольствия.
– На такой красавице ездить страшно. – Я нахваливала машину и Димку и смотрела ласково, а он волновался и явно не знал, что со мной делать. Пришлось прийти на выручку.
– Дима, ты извини, я голодная, как волк. Может, заедем куда, перекусим?
Поехали в ресторан, сидим, друг на друга смотрим, разговариваем. Пришлось признать: Димка мне нравится. Есть в нем что‑то такое, от чего сердце сладко ноет и душа поет. А он мне все «вы» да «вы».
– Дима, – говорю, – я что, очень старая?
– Нет, – испугался он.
– А чего ты мне все «вы» говоришь?
Он улыбнулся.
– Не знаю. Вы… ты… как королева… я думал, такие женщины только в кино бывают.
– Это все тряпки. Увидишь меня в халате, и я покажусь такой невзрачненькой, что смешно станет.
Комментариев нет