– Конечно, я знаю, чем ты занят сейчас, – заметил Хардкасл. – Кстати, поздравляю тебя. Суд над Ларкиным состоится в следующем месяце… кажется, так?
– Да.
– Удивительно, как это ему удавалось так долго разрабатывать эту жилу… Кто‑то должен был заподозрить неладное.
– Никто об этом и не подумал. Если ты вобьешь себе в голову, что имеешь дело с хорошим парнем, то не сразу поймешь, что ошибаешься.
– Умный, должно быть, тип, – прокомментировал Дик.
Я отрицательно покачал головой:
– Нет, не думаю, чтобы он был очень умен. На мой взгляд, он просто исполнял инструкции. У него был доступ к очень важным документам. Он выходил с ними за территорию, там их переснимали и возвращали ему, так что к концу дня все было уже на месте. У них была хорошая организация. Ларкин завел себе привычку каждый день обедать в другом месте. Как нам кажется, он всегда вешал свое пальто рядом с абсолютно таким же – хотя пришедший в нем человек не всегда оказывался одним и тем же. Они обменивались верхней одеждой, и тот, второй, никогда не разговаривал с Ларкиным, как и Ларкин с ним. Нам хотелось бы поточнее разобраться в механике их действий. Методика была отлично спланирована и идеально согласована по времени. Ее придумал человек с головой.
– Так вот почему ты все околачиваешься вокруг базы флота в Портлбери?
– Да, мы знаем военно‑морской аспект этого дела, и нам известен его лондонский аспект. Мы знаем, когда, где и как Ларкин получал свою плату. Однако имеется и прореха. И в ней пропало все, что известно об организации, о которой нам и хотелось бы узнать побольше, потому что голову нам надо искать именно там. Где‑то в ваших краях прячется отменный мозговой центр, умеющий планировать и запутывать следы – не один, а семь или восемь раз.
– А из каких соображений Ларкин занялся этим делом? – с любопытством спросил Хардкасл. – Как политический идеалист? Из чистого эгоцентризма? Или просто ради денег?
– Он не идеалист, – ответил я. – Ради денег, я бы сказал.
– А не могли ли вы выйти на него раньше с этой стороны? Он ведь тратил деньги, разве не так? He солил же он их.
– Ну, нет, мотал направо и налево. По правде сказать, мы вышли на него несколько раньше, чем предполагали.
Хардкасл с пониманием качнул головой:
– Понятно. Вы накрыли его, а потом некоторое время использовали. Так?
– Примерно. Он успел передать кое‑какую ценную информацию, прежде чем мы до него добрались, и потому позволили ему передать другую информацию, с вида также ценную. В той службе, к которой я принадлежу, нам приходится все время заниматься поисками дураков.
– Едва ли твоя работа понравилась бы мне, Колин, – задумчивым тоном проговорил Хардкасл.
– Наша работа не настолько интересна, как это принято считать, – проговорил я. – По правде сказать, бо́льшую часть времени она откровенно скучна. Однако в ней есть что‑то еще. В наши дни возникает чувство, что на самом деле ничего секретного не существует. Мы знаем Их секреты, а Они знают наши. Наши агенты часто заодно являются и Их агентами, a Их агенты нередко являются нашими. В конечном итоге трудно понять, кто кого одурачил! Подчас мне кажется, что любые секреты известны всем и каждому и что существует некая общая договоренность, требующая изображать, что этого нет.
– Понял твою мысль, – задумчивым тоном проговорил Дик и с любопытством посмотрел на меня. – Зачем тебе нужно держаться у Портлбери, я понимаю. Однако от Кроудена до Портлбери добрые десять миль…
– На самом деле меня интересуют полумесяцы… кресенты.
– Кресенты? – явно удивился Хардкасл.
– Ну да. Иначе говоря, луны. Новые, растущие и так далее. Я начал свои поиски в самом Портлбери. Там есть паб, носящий название «Лунный полумесяц». Я потратил на него уйму времени. Казалось бы – идеал. Кроме того, там есть «Луна и звезды». «Восходящая луна», «Веселый серп», «Крест и полумесяц» – этот обнаружился в крохотном местечке под названием Симид. Никаких результатов. После этого я оставил лунную тему и занялся «полумесяцами». В Портлбери их несколько. Лансбери‑кресент, Олдридж‑кресент, Ливермид‑кресент, Виктория‑кресент…
Посмотрев на ошарашенную физиономию Дика, я расхохотался:
– Не думай, что у меня поехала крыша, Дик. Мне нужна была какая‑то начальная точка.
Достав бумажник, я извлек оттуда листок бумаги и передал ему. На листочке, вырванном из гостиничного блокнота, была набросана грубая схема.
– Этот листок был обнаружен в бумажнике некоего Хэнбери. Этот человек много поработал в деле Ларкина. Хорошо поработал… очень хорошо. Погиб в Лондоне под колесами автомобиля. Водитель вместе с машиной скрылся с места происшествия. Никто не заметил его номера. Не знаю, что означает эта схема, однако Хэнбери ее зарисовал или скопировал, потому что счел важной. У него была какая‑то идея… или, быть может, он что‑то заметил или подслушал. Что‑то имеющее отношение к луне или полумесяцу, номеру «61» и инициалу «M». После его смерти дело перешло ко мне. Пока я еще не знаю, чего ищу, но абсолютно уверен в том, что искать есть чего. Я не знаю, что означает число «61». Я не знаю, что означает литера «M». Я постоянно расширяю область моих поисков от Портлбери. Уже три недели беспрестанного и безрезультатного труда. Кроуден – очередной пункт на моем маршруте. И только. Откровенно говоря, Дик, я не жду от Кроудена многого. Здесь есть только один «полумесяц» – то есть Уилбрэм‑кресент. И я намеревался пройти по этой улице и составить собственное мнение о доме номер шестьдесят один, прежде чем просить у тебя помощи или хотя бы намека. Именно этим я и был занят сегодня днем – но так и не сумел найти этот дом.
– Я же говорил тебе – в шестьдесят первом живет местный строитель.
– Мне нужен кто‑то другой… У него есть домработница‑иностранка?
– Вполне возможно. Они теперь есть у многих. В таком случае жена его должна быть соответствующим образом зарегистрирована. Завтра я выясню для тебя этот вопрос.
– Спасибо, Дик.
– Завтра мне придется провести рутинный опрос в двух соседних домах по обе стороны от номера девятнадцать – на тот случай, если там вдруг видели кого‑то входящего в дом и так далее. Наверное, придется побывать и в домах, расположенных позади девятнадцатого номера, с которым они соседствуют садами. Как мне кажется, дом номер шестьдесят один находится почти позади девятнадцатого. Если хочешь, могу прихватить тебя с собой.
Я с пылом ухватился за предложение:
– Буду вести стенографическую запись в качестве твоего сержанта Лэмба.
Мы сошлись на том, что в половине десятого следующего дня мне надлежит быть в полицейском участке.
II
На следующее утро я явился в точно назначенное время и обнаружил, что мой друг в буквальном смысле слова дымится от ярости. Когда он отпустил провинившегося подчиненного, я деликатно осведомился о том, что произошло.
На какое‑то мгновение Хардкасл как будто бы утратил дар речи. А потом выдохнул:
– Эти проклятые часы!
– Снова часы? И что случилось с ними теперь?
– Одни из них пропали.
– Пропали? Которые?
– Дорожные, в кожаном переплете. Те, на которых была надпись «Розмари» поперек угла.
Я присвистнул:
– Вот это номер… И как такое могло произойти?
– Проклятые дураки – в данном случае к ним отношусь и я сам… – Дик всегда был очень честным человеком. – Вечно приходится лично ставить точку над каждым «i»… Ну вот, вчера часы были на своем месте в гостиной. Я попросил мисс Пебмарш ощупать их на тот счет, не покажутся ли они ей знакомыми. Она помочь не смогла. Потом явились ребята за телом.
– Ну, и?..
– Я дошел до калитки, чтобы проконтролировать их, а потом вернулся в дом, подошел к мисс Пебмарш, находившейся на кухне, и сказал, что заберу часы с собой и выпишу ей соответствующую расписку.
– Помню. Я слышал эти слова.
– Потом я сказал девушке, что ее отвезут домой в одном из наших автомобилей, и попросил тебя проследить за отъездом.
– Да.
– Я передал мисс Пебмарш расписку, хотя она и сказала, что этого не нужно, так как часы все равно не принадлежат ей, после чего присоединился к тебе. А Эдвардсу сказал, что часы из гостиной надо аккуратно упаковать и привезти сюда, в участок. За исключением часов с кукушкой и, конечно же, дедовских, напольных. И в этом я, конечно, ошибся. Мне следовало самым определенным образом сказать – четверо часов. Эдвардс утверждает, что он немедленно отправился в комнату и выполнил мое приказание. И утверждает, что, помимо двух неподвижных, в комнате находились всего трое часов.
– Времени прошло немного, – проговорил я. – И это означает…
– Что тетка Пебмарш могла их взять – после того как я вышел из комнаты – и направиться на кухню уже вместе с ними.
– Именно так. Но зачем?
– А это нам надо выяснить. Кто‑нибудь еще мог это сделать? Девушка, например?
– Едва ли. – Я задумался и попытался припомнить подробности. – Впрочем…
– Значит, это сделала она, – проговорил Хардкасл. – Продолжай. Когда же?
Комментариев нет