– Как там папа поживает?
Джинель замычала.
– Ну, его жизненные показатели снова хорошие, и врачи надеются, что он очнется. Это вопрос времени. Если верить сканированию, мозг у него функционирует нормально. Вирус и аллергическая реакция не причинили ему того вреда, которого они опасались.
Прикрыв глаза, я вознесла благодарность большому парню на небесах. Он спас моего отца – и его стоило за это поблагодарить. А теперь оставалось только ждать.
– А Мэдди?
– О, она в полном порядке. Вернулась к учебе, живет своей жизнью с Мэттом, нормальной жизнью для девушки двадцати одного года.
– Отлично, именно это я и хотела услышать.
– Знаешь, когда я говорила с ней последний раз, она сказала, что много разговаривала с Максом о «Каннингем Ойл», их исследованиях и научном отделе. Похоже, она всерьез подумывает сосредоточиться на изучении земных недр и минералогии. Говорит, что всерьез рассматривает возможность работы у них после защиты диплома. И даже Мэтт считает это хорошей идеей.
– Да, но как же его семья? Они мне показались довольно симпатичными, – заметила я.
– Да, по ходу, никаких проблем – его отец сказал, что они переедут в Техас. Он их единственный ребенок, а они уже почти пенсионеры. Макс сказал, что возьмет его отца на работу, и маму вроде тоже. Что‑то там о семье, которая должна быть вместе и прочее дерьмо.
Конечно, он так и сказал. Макс же чертов святой. Он спас меня, он включил Мэдди и меня и всех вокруг нас в свой круг. Я любила своего брата, но я бы так не смогла. Возможно, именно поэтому он и был таким счастливым. Он был прекрасным примером того, что надо относиться к другим так, как хочешь, чтобы относились к тебе. Он к каждому относился с уважением, любил членов своей семьи больше всего на свете и всех хотел сделать счастливыми. И в свою очередь был счастлив сам. Я задумалась: а что если необходимость переезда в Техас коснется и меня? Ведь рано или поздно мне придется об этом подумать. Этот человек любит жить так, чтобы вся семья была рядом. И я вряд ли смогу противостоять ему, если он вдруг решит, что нам с Уэсом надо переехать в Штат Одинокой Звезды. Одной говядины мне бы хватило за глаза. А еще жара, мерзкая влажность и то, что все это дерьмо делает с моими волосами… буэ. Нет, должно было бы произойти чудо, чтобы я согласилась на такое. Заполучить туда мою младшую сестренку было бы приманкой – и он знал это. Возьми младшую – и старшая последует за ней сама.
– Да уж, Макс это что‑то.
Джинель мечтательно вздохнула.
– Девочка моя, он все – и пакет рифленых чипсов «Лейс» вдобавок, а ты знаешь, как сильно я их люблю. Никогда нельзя съесть только одну штучку.
– Ты что, положила глаз на моего брата? – Я притворилась возмущенной.
– А неужели солнце встает на востоке, а садится на западе? Ты вообще видела своего чертова братца? Он же бог в ковбойских сапогах и футболке «хенли»!
– О, брат, – сказала я, не желая слушать подобные вещи о нем от посторонних.
– Да черт возьми, о брат! Была бы ты мной – ты бы уже орала: «Трахни меня, Макс! Сильнее, Макс! Глубже, Макс!» – Она застонала и захрипела для пущего эффекта, изображая, как будто давится чем‑то и сдерживает рвоту.
– Ты больная. – Я расхохоталась.
– Но ты любишь меня.
– Мне надо голову проветрить, – сказала я.
– Ну а пока ты будешь это делать, я буду упаковывать свое дерьмо. Увидимся через две недели. Люблю твое уродливое лицо, шалава! – заявила Джинель и повесила трубку.
Черт. Она выиграла этот раунд. Ну ничего, я выиграю следующий.
Глава шестая
Леденящий душу крик вырвал меня из блаженного сна. Уже наученная горьким опытом последних дней, я вскочила с кровати, включила свет и смотрела, как мужчина, которого я люблю, корчится, дергается и кричит, пытаясь изгнать демонов, проникших в самую глубину его сознания. Это разбивало мне сердце. Его тело изогнулось дугой, грудная клетка, блестящая от пота, вздымалась вверх, весь его вид говорил о страдании. Напряженный член, натянувший тонкую ткань боксеров, являл собой наглядную демонстрацию его мужественности. Прежде чем разбудить его, я закрыла глаза и глубоко вздохнула, позволяя его крикам ввести меня в то состояние, которое ему требовалось. Мне нужно было стать уверенной, сильной, я должна была стать средством, которое вернет его обратно из пустыни отчаяния и будет возвращать оттуда снова и снова. Я буду такой до тех пор, пока однажды он не найдет покой. Другого выбора не было. Уэс должен был снова найти покой.
Стянув ночную рубашку через голову, я дала упасть ей легким шелковым облачком на пол. Запрятав собственные эмоции под замок, я крикнула:
– Уэс!
Я стояла перед ним обнаженная и беззащитная. Глаза его широко распахнулись. Радужка была почти совсем черная, я не видела даже проблеска зелени. Он был сейчас животным. Заблудившимся в собственном страхе. Он уставился на меня.
– Мое! – взревел он, сжав зубы, и вдруг бросился вперед. Он всосал мой сосок, как будто спасаясь от жажды, и сквозь боль я испытала острое удовольствие. Схватив меня руками за ягодицы, он мял их, упираясь в меня своим напряженным членом.
– Правильно. Все это твое и ты можешь это взять. Нужно сделать только одну вещь: скажи мне, почему ты меня любишь. – Я вцепилась ему в волосы и с силой отвела его лицо от своей груди.
Это был новый метод, который я решила испытать. У меня была теория. Заставить его вспомнить, почему я здесь. Вернуть его в настоящее, чтобы воспоминания о пережитом быстрее испарились из его памяти.
– Я люблю трахать тебя! – Он прижался ко мне и стал толкать к стене, пока моя спина не коснулась ее поверхности. Он тискал рукой одну мою грудь, а ко второй приник губами. Другой рукой он стиснул мой лобок, два пальца резко проникли внутрь меня, сразу достигнув точки, где тонкие ниточки удовольствия и возбуждения вели прямо к моему клитору. Я задохнулась и шире развела ноги, чтобы впустить его глубже.
– Скажи мне, что ты любишь во мне, и я позволю тебе войти в меня так глубоко, что не смогу дышать.
Рот Уэса с влажным хлопком выпустил мой сосок, набухший и блестящий от его слюны. Я застонала от разочарования. Его губы накрыли мои, но я отвернула лицо в сторону, избегая поцелуя, которого на самом деле хотела сейчас больше всего на свете.
– Что ты делаешь? – зарычал он сквозь зубы, вне себя от злобы, изнывая от жажды, лишь утоление которой, как я знала, давало ему спасение.
Комментариев нет