Женщина тут же ее схватила.
– Ты хочешь сказать, что ее Энги подстрелил. Снимай сапоги – ты что, глухой или просто дурак? Муж!! – завопила она. – Иди сюда, ребята вернулись. Муж!
Из погреба, ворча, вылез мужчина в грязном переднике, на голову ниже женщины, с желтым одутловатым и рябым лицом.
– Я здесь, женщина, хватит орать. Чего тебе?
– Повесь ее, – сказала она, протягивая ему утку.
Энги пошаркал ногами.
– Мы, собственно, располагали ее съесть, Шарна. С лимоном, если у тебя найдется.
– С лимоном! Где ж мне его взять? Тут тебе не Дорн, дуралей конопатый! Если так неймется, сбегай туда да нарви нам корзинку, а заодно оливок и гранатов прихвати. Могу разве что от Лимова плаща кусок оторвать, только утка все равно должна повисеть пару дней. Ешь крольчатину или вовсе ничего не получишь. Кролика на вертеле поджарить быстрее всего, если не терпится. А не то можно жаркое приготовить, с луком и элем.
Арья прямо‑таки чувствовала во рту вкус этого кролика.
– Денег у нас нет, зато мы принесли вам капусты и морковки, – сказала она.
– Да ну? И где же они?
– Отдай ей капусту, Пирожок, – велела Арья, и он повиновался, глядя на женщину с опаской, точно она была Роржем, Кусакой или Варго Хоутом.
Женщина внимательно осмотрела овощи и вперила еще более пристальный взгляд в мальчишку.
– А пирожок где?
– Здесь. Это меня так зовут. – А она вот… это… Голубенок.
– Только не у меня в доме. Я своих едоков и блюда называю по‑разному, чтобы отличать одних от других. Муж!!
Муж вышел было за дверь, но на ее окрик сразу вернулся.
– Утку я повесил. Чего еще, женщина?
– Помой эти овощи. А вы все сидите и ждите, когда я приготовлю кроликов. Мальчик принесет вам выпить. – Она взглянула вдоль своего длинного носа на Арью и Пирожка. – Детям я эль не даю, но сидр у нас вышел, молока нет, а по реке мертвецы плавают, и от воды разит войной. Бульон с дохлыми мухами вы ведь не стали бы пить?
– Арри выпила бы, – сказал Пирожок. – То есть Голубенок.
– Лим тоже, – ехидно вставил Энги.
– За Лима ты не волнуйся. Нынче все будут пить эль. – И Шарна удалилась на кухню.
Энги и Том сели за стол около очага. Лим повесил свой желтый плащ на колышек. Пирожок плюхнулся на скамью поближе к двери, и Арья примостилась рядом с ним.
Том снял с плеча арфу и запел, подбирая мелодию к словам:
– Харчевня стоит у речной быстрины… хозяйка ее пострашнее войны.
– Тихо ты, а то не видать нам крольчатины, – остановил его Лим. – Сам знаешь, какая она.
– Ты лодкой умеешь управлять? – спросила, придвинувшись к Пирожку, Арья. Но он не успел ответить, потому что в комнату вошел крепкий парень лет пятнадцати‑шестнадцати, неся кружки с элем. Пирожок благоговейно принял свою в обе руки и попробовал. Такой широкой улыбки Арья у него ни разу еще не видела.
– Эль, – блаженно произнес он, – да еще и кролик…
– За его величество, – воскликнул Энги, подняв свою кружку. – Пусть боги хранят короля!
– Все, сколько ни есть, – подхватил Лим, выпил и вытер пену с бороды. Хозяйкин муж вбежал со двора, неся в переднике мытые овощи, и объявил:
– На конюшне чужие лошади. – Как будто без него никто не знал.
– Да, – подтвердил Том, отложив арфу в сторону, – и лучше тех, которых ты отдал.
Муж раздраженно высыпал овощи на стол.
– Не отдал, а продал за хорошую цену, да еще и лодку взял в придачу. Это вам, между прочим, полагалось забрать их назад.
Так я и знала – это разбойники, подумала Арья. Она нащупала под столом рукоять кинжала, убедившись, что он на месте. Если они попробуют нас ограбить, то пожалеют об этом.
– Они мимо нас не проезжали, – сказал Лим.
– Я их туда посылал – а вы, верно, перепились или дрыхли.
– Чтоб мы перепились? – Том хлебнул эля. – Да ни в жизнь.
– Тебе надо было самому их задержать, – сказал Лим Мужу.
– Вдвоем с мальчишкой? В третий раз вам говорю: старуха ушла в Ламбсвольд принимать у Ферн роды – а обрюхатил девушку не иначе как кто‑то из вас. – Муж устремил укоряющий взгляд на Тома. – Бьюсь об заклад – это из‑за твоих песенок бедняжка Ферн скинула с себя все одежки.
– Если звуки песни побуждают девушку сбросить с себя одежду и ощутить поцелуй солнца на своей коже, разве певец виноват? И потом, ей Энги больше приглянулся. Только и слышишь, бывало: можно потрогать твой лук? Ох, какой же он твердый да гладкий. А можно, я его немножко потяну?
– Ты или Энги – невелика разница, – фыркнул Муж. – Вы не меньше моего виноваты, что лошади пропали. Их было трое – что ж я один‑то мог?
– Из этих троих одна была баба, а другой в цепях – сам говорил, – презрительно бросил Лим.
– Баба была здоровенная и одета по‑мужски. А который в цепях… уж больно мне не понравилось, как он смотрит.
– Если мне не нравится, как человек смотрит, я пускаю стрелу ему в глаз, – улыбнулся над кружкой Энги.
Арья вспомнила стрелу, просвистевшую около ее уха, и снова пожалела, что не умеет стрелять.
– А ты бы помолчал, когда старшие говорят, – одернул молодого стрелка Муж. – Пей свой эль и сиди тихо, не то напущу на тебя старуху с поварешкой.
– Старшие больно много мелют языками, а эль я и без тебя пью. – И Энги в подтверждение своих слов сделал большой глоток.
Арья последовала его примеру. После воды, которую они пили из ручьев, прудов и мутного Трезубца, эль показался ей таким же вкусным, как вино, которое давал ей пробовать отец. Из кухни между тем плыл запах, от которого слюнки текли, но мысли Арьи по‑прежнему занимала лодка. Увести‑то ее будет нетрудно, а вот плыть на ней… Если дождаться, когда все уснут…
Парень появился снова с круглыми ковригами хлеба. Арья отломила кусок и впилась в него зубами, но хлеб оказался жестким и с подгоревшей нижней коркой.
Пирожок, отведав его, даже сморщился и заявил:
– Плохой у них хлеб.
– Ты дождись жаркого – если макать его в подливку, он ничего, – посоветовал Лим.
– Я бы так не сказал, но хоть зубы целее будут, – сказал Энги.
– Не нравится – сиди голодный, – буркнул Муж. – Что я тебе, пекарь? Поглядел бы я, какой бы ты испек.
– А что, я могу, – сказал Пирожок. – Ничего тут хитрого нет. Вы слишком долго месите тесто, вот хлеб и получается жесткий. – Он глотнул еще эля и понес свою обычную околесицу о хлебе, пирогах и плюшках – Арья только глаза закатила.
Комментариев нет