Буря мечей

Он смотрел на ее груди, и Дени прикрыла их руками, боясь, что соски ее выдадут.

– Это… это нехорошо. Я твоя королева.

– Да, моя королева, и самая желанная, и храбрая, и прекрасная женщина, которую я знал. Дейенерис…

– Ваше величество!

– Ваше величество, – уступил он, – помните, что у дракона три головы. Вы пытались разгадать эти слова с тех самых пор, как услышали их в Доме Праха. Так вот: на Балерионе, Мираксесе и Вхагаре ездили верхом Эйегон, Рейенис и Висенья. Трехглавый дракон дома Таргариенов – это три дракона и трое всадников.

– Да, но мои братья мертвы.

– Рейенис и Висенья были не только сестрами Эйегона, но и женами. У вас нет братьев, но вы можете взять себе двух мужей. И скажу по чести, Дейенерис: нет на свете мужчины, который был бы хоть наполовину предан вам так, как я.

Бран

Гряда холмов поднималась из земли внезапно – длинная каменная складка, похожая на коготь. Внизу на ее склонах росли сосны, боярышник и ясень, но выше шла голая почва, и гряда четко вырисовывалась на пасмурном небе.

Он почувствовал, что эти камни зовут его, и помчался вверх, все быстрее и выше, пожирая подъем своими сильными лапами. Птицы вспархивали с ветвей у него над головой и с шумом взлетали в небо. Он слышал вздохи ветра в листве, стрекот белок, даже звук падения сосновой шишки, и запахи вокруг сливались в песнь доброго зеленого мира.

Раскидывая лапами гравий, он преодолел последние несколько футов и встал на вершине. Солнце, огромное и красное, висело над высокими соснами, а под ним, сколько видел глаз и чуял нос, тянулись леса и холмы. Высоко вверху кружил ястреб, темный на розовом небе.

«Принц». Человечье слово возникло у него в голове неожиданно, но он знал, что оно правильное. Принц зелени, принц Волчьего леса. Он силен, проворен, свиреп, и все, что обитает в этом добром зеленом мире, боится его.

Далеко внизу, под деревьями, что‑то двигалось. Серое пятно мелькнуло и пропало снова, но он успел насторожить уши. Там, вдоль быстрого зеленого ручья, бежало что‑то. Волки, понял он. Его мелкие родичи гонят какую‑то дичь. Теперь принц рассмотрел их получше – тени на быстрых серых лапах. Стая.

У него тоже раньше была своя стая. Их пятеро и шестой, который держался в стороне. Где‑то внутри у него звучали имена, которыми называли их люди, чтобы отличить одного от другого, но он их различал не по звукам, а по запаху. Все его братья и сестры пахли похоже, стаей, но и по‑своему тоже.

Сердитый брат с горящими зелеными глазами и теперь где‑то близко – принц знал это, хотя давно уже не видел его. Но с каждым заходом солнца он все больше отдаляется, и он последний. Всех остальных разметало, как листья на ветру.

Иногда он чувствовал, будто они по‑прежнему с ним, только прячутся за валунами и стволами деревьев. Он не чуял их, не слышал по ночам их воя, но чувствовал их присутствие у себя за спиной… всех, кроме сестры, которую они потеряли. Его хвост опускался, когда он вспоминал о ней. Теперь их только четверо. Четверо и еще один, белый, не имеющий голоса.

Эти леса принадлежали им: заснеженные склоны и каменные холмы, большие зеленые сосны и покрытые позолотой дубы, быстрые ручьи и обрамленные инеем голубые озера. Но сестра покинула лес и ушла в человечьи жилища, где правят другие охотники и откуда нелегко выбраться обратно. Принц помнил, как это трудно.

Ветер внезапно переменился.

Олень, и страх, и кровь. Запах добычи пробудил в нем голод. Он принюхался и побежал по верху гряды, слегка разжав челюсти. Обратный склон был круче того, по которому он поднимался, но он уверенно перескакивал через камни, и корни, и гнилые листья. Запах манил его, заставляя бежать вниз еще быстрее.

Когда он добежал, олень уже испускал дух, окруженный восемью его мелкими серыми родичами. Вожаки уже начали есть – сначала волк, за ним его волчица; они поочередно отрывали куски от красного подбрюшья оленя. Остальные терпеливо ждали, все, кроме хвостового, который описывал круги чуть поодаль от других, поджав собственный хвост. Он будет есть последним, довольствуясь тем, что оставит ему стая.

Принц находился с подветренной стороны, и они его не почуяли, пока он не перескочил через поваленное дерево в шести прыжках от них. Хвостовой, заметив его первым, заскулил и шмыгнул прочь. Другие волки, обернувшись на этот звук, оскалили зубы и зарычали – все, кроме царя вожаков.

Лютоволк ответил низким предупреждающим рыком и тоже показал зубы. Он был крупнее своих родичей – вдвое больше тощего хвостового и в полтора – вожаков. Он прыгнул прямо в середину стаи, и трое волков, попятившись, скрылись в подлеске, Еще один бросился на него, лязгая зубами. Принц, встретив атаку головой вперед, сомкнул челюсти на ноге волка и отшвырнул его прочь, визжащего и охромевшего.

Между ним и добычей остался только вожак, большой серый волк с окровавленной после кормежки мордой. На морде была заметна еще и седина, говорившая о том, что волк уже стар. Из полуоткрытой пасти стекала красная слюна.

«Он совсем не боится, – подумал принц, – как и я. Это будет хороший бой». Они устремились навстречу друг другу.

Они бились долго, перекатываясь через корни, камни и оленьи потроха, терзая один другого зубами и когтями. Расцеплялись, описывали круг и снова кидались в драку. Принц был крупнее и намного сильнее, но у его родича имелась стая. Волчица кружила рядом с ними, нюхая воздух и рыча, и становилась против принца всякий раз, когда ее волк отскакивал прочь окровавленный. Другие волки тоже встревали, норовя куснуть принца за ногу или за ухо, когда он отворачивался. Один разозлил его так, что принц молниеносно повернулся и разорвал ему горло. После этого прочие стали держаться на расстоянии.

И когда последний красный отблеск заката померк в зеленой с золотом листве, старый волк устало лег на спину, горлом и брюхом кверху. Это значило, что он сдается.

Принц понюхал его и слизнул кровь с его шерсти. Старый волк заскулил, и лютоволк отвернулся. Он сильно проголодался, и добыча ждала его.

– Ходор.

Услышав этот неожиданный звук, он остановился и зарычал. Волки смотрели на него зелеными и желтыми глазами, горящими последним светом дня. Никто из них не слышал того, что услышал он. Этот ветер дул только ему в уши. Он вцепился в брюхо оленя и оторвал кусок.

– Ходор, ходор.

«Нет, – подумал он. – Нет, не хочу». Эта мысль принадлежала уже мальчику, а не волку. От слов все вокруг потемнело – остались только тени деревьев и горящие глаза его родичей. Сквозь них и за ними он видел ухмыляющееся человечье лицо и каменный погреб с обросшими селитрой стенами. Густой теплый вкус крови на языке исчезал. «Нет, нет, не надо. Я хочу есть. Хочу. Хочу».