Божественная комедия

¹³⁰ Бесплотных, видеть может только глаз,

Но осязать мы вас не в состоянье!..

Напрасно я руками до трех раз

¹³³ Хотел его обвить, но то желанье

Желаньем и осталось: обнимал

Один я только воздух и сжимал

¹³⁶ На собственной груди своей я руки…

Как мысль, неуловимый, или звуки,

Бесплотный дух передо мной стоял…

¹³⁹ Тогда от удивленья, может статься,

Я стал бледнеть, в лице своем меняться,

И, на меня бросая добрый взгляд,

¹⁴² Тень начала безмолвно улыбаться

И тихо отодвинулась назад,

Но я не перестал к ней подвигаться,

¹⁴⁵ Желая дальше следовать за ней.

Но тут она меня остановила

И кротко надо мной проговорила,

¹⁴⁸ Чтоб далее не шел я. Звук речей

Открыл мне имя тени той прекрасной,

Ожившей снова в памяти моей.

¹⁵¹ Я умолял, чтоб этот призрак ясный

Не уходил, просил позволить мне

Поговорить с ним вместе в тишине.

¹⁵⁴ И тень тогда мне тихо отвечала:

«Тебя люблю я нынче, как тогда,

Когда мой дух плоть смертных облекала,

¹⁵⁷ А потому могу я без труда

На краткий срок с тобой остановиться.

Но ты, ты сам, скажи – идешь куда?»

¹⁶⁰ «Я, мой Козелла{223}, должен возвратиться

Туда, откуда я пришел сюда.

Но как ты здесь? Могу ли не дивиться,

¹⁶³ Что ты до этих пор не впущен был

В желанную обитель очищенья?»

И призрака ответ я уловил:

¹⁶⁶ «Еще в том нет большого оскорбленья,

Что тот, который может всех впускать

И не пускать{224}, мне не дал разрешенья

¹⁶⁹ На пропуск, пожелавши отказать

В моей мольбе… и было бы безбожно

Корить его за то, что невозможно:

¹⁷² Не каждому дается благодать.

Три месяца он пропускал свободно

Всех тех, кто мог сюда вступить

¹⁷⁵ С душевным миром… Так ему угодно.

Так, наконец, и я был принят им,

Когда пришел к тем берегам морским,

¹⁷⁸ Где воды Тибра солоны бывают.

Теперь к тому он устью полетел,

И там‑то многих призраков сбирают,

¹⁸¹ Которые не сходят в Ахерон…»

И я сказал: «Когда Небес закон

Тебя воспоминаний не лишает

¹⁸⁴ И песни невозвратных уж времен

Тебе доныне петь не запрещает, –

Их некогда, забывши труд и сон,

¹⁸⁷ Я слушал, все невзгоды забывая, –

Молю тебя, о, спой одну из них,

Мое страданье песней усмиряя:

¹⁹⁰ Ведь и теперь, в мир тишины вступая,

Во мне страданья голос не утих».

И песню друга слушать стал тогда я:

¹⁹³ «Любовь со мной в виденье говорит…»{225}

Так он запел, и звук той песни дивной

Еще доныне сладостно дрожит

¹⁹⁶ В моих ушах молитвою призывной…

Мой вождь, и я, и призраки толпой

Внимали звукам песни той святой…

¹⁹⁹ Толпа восторгом новым упивалась

И в ту минуту только отдавалась

Напевам сладкогласной песни той,

²⁰² Как будто бы все души позабыли,

Под обаяньем звуков неземных,

Все то, что занимало прежде их…

²⁰⁵ Тем пением увлечены мы были,

Как вдруг маститый старец закричал:

«Что вижу пред собою? Это вы ли,

²⁰⁸ Вы, души нерадивые?.. Настал

Давно ваш час! Бегите же, бегите

Вы на гору и там с себя снимите

²¹¹ Скорее ту ненужную кору,

Которую вам боль не позволяет

Теперь носить…» Как поутру

²¹⁴ Станица голубей свой корм сбирает,

И близкое присутствие людей

Их в этот час нисколько не пугает,

²¹⁷ И лишь потом та стая голубей

Неторопливо дальше улетает,

Так точно в этот час толпа теней

²²⁰ Отхлынула от нас, забывши пенье,

И путь к горе направила вперед.

За ними в то же самое мгновенье

²²³ Мы подвигаться стали в свой черед.

Песня третья

Оба поэта пошли далее, чтобы подняться на гору и, найдя предприятие это трудным сверх всякого ожидания, глубоко призадумались. В это время некоторые души сообщили им, что, повернув назад, они найдут более удобный подъем. Путники последовали этому совету, после чего Данте ведет беседу с Манфредом.

¹ Хоть бегство и рассеяло теней

По местности, идущей прямо в гору,

Где за грехи минувших наших дней

⁴ Карает Высший Разум, – в эту пору

Вслед за вождем я быстро шел вперед:

Ведь без него как мог я до высот

⁷ Святой горы достигнуть? Кто бы взялся

Меня дорогой трудною вести?

В минуту ту учитель мне казался

¹⁰ Растерянным, как будто бы пути

Дальнейшего теперь он испугался,

Раскаялся, что должен был идти.

¹³ О, ты, муж добродетельный, в котором

Такая благородная душа!

Ты не выносишь с тягостным укором

¹⁶ Малейшего проступка!.. Не спеша,

Замедля шаг, вперед он подвигался;

Я в это время внутренне старался

¹⁹ Напор печальных дум в себе унять

И новые отрадные картины

Вокруг себя стал молча созерцать.

²² Не отводил я взгляда от вершины

Горы, всходившей прямо к небесам

Из темной глубины морской пучины…

²⁵ А сзади красным солнечным лучам

Служил помехой я, и предо мною

Бежала тень{226} широкой полосою.

²⁸ И в страхе отвернулся я в тот миг,

В волнении ужасном сознавая,

Что я один остался; созерцая

³¹ Мрак пред собой, – мой ужас был велик.

Но вождь мой, от меня не отставая,

Мне молвил так: «Зачем ты не привык

³⁴ Мне доверять?» Тут подошел он ближе:

«Ведь я тебя в пути не оставлял,

Ведь я с тобою, сын мой, о, пойми же…

³⁷ Уже теперь вечерний час настал

Там, где меня когда‑то схоронили,

Где от себя я также тень бросал.

⁴⁰ В Неаполе мои останки были

Погребены, хотя скончался я

В Брундузии{227}, и если от меня

⁴³ Тень по земле уж больше не ложится,

То это не должно тебя дивить;

Да и тому не должен ты дивиться,

⁴⁶ Что небеса не могут заслонить

Лучей других небес… Чтоб выносить

Жар или холод, муки иль страданья,

⁴⁹ Людей природа строгая творит,

Но постоянно вечное молчанье

О тайне их создания хранит…

⁵² Безумен тот, кто думает, что разум

Простых людей проникнуть может разом в

Святые тайны Неба: Божество

⁵⁵ В трех лицах совместилось, составляя

Великое в единстве существо…

О, смертные! Склонитесь, не дерзая