Божественная комедия

⁴⁰ Не дрогнул бы… Меж страшных льдин томились

Измученные тени. Иногда

Так, квакая, из сонного пруда

⁴³ Глядят лягушки осенью несмело.

Сокрыты льдом до тех частей их тела,

Где выступают признаки стыда,

⁴⁶ Сидели тени, щелкая зубами,

С опущенным, безжизненным челом,

С стучащими от холода зубами;

⁴⁹ Вся горечь мук в молчании немом

В их потускневших взорах выражалась…

Осматриваясь в трепете кругом,

⁵² Я вниз взглянул, где к призраку прижалась

Другая тень, склонившись близко так,

Что волоса обоих, мне казалось,

⁵⁵ Перемешались вместе… Тотчас знак

Я подал этим призракам рукою:

«Скажите мне, кто вы? Зачем с такою

⁵⁸ Мучительно безмолвною тоскою

Друг с другом стали тесно, грудь о грудь?»

И призраки, чтоб на меня взглянуть,

⁶¹ Приподняли чело свое и горько

Заплакали, но на ресницах только

Явились капли жгучих, крупных слез –

⁶⁴ Оледенил их тотчас же мороз,

И очи их смежились, замерзая…

Друг к другу так же тесно приставая,

⁶⁷ Как две доски, прибитые гвоздем,

И ярости своей не унимая,

Как иногда козел с другим козлом,

⁷⁰ Два призрака безумно стали драться.

Тут третья тень с опущенным лицом

И с ухом отмороженным, подняться

⁷³ Не в состоянье, стала говорить:

«Зачем на нас так пристально глазеешь?

Иль смелое желанье ты имеешь

⁷⁶ Узнать – кто эти тени, может быть?

То знай, что та долина, где струится

Бизенцио{192}, там обе тени жить

⁷⁹ Привыкли самовластно; покориться

Им и отцу их старому{193} должна

Была та превосходная страна.

⁸² Одна их мать рождала, и доныне

Не отыскать в Аду во всей Каине{194}

Подобных душ, низверженных под лед,

⁸⁵ Где призраки, от стужи мертво‑сини,

Склоняются на лоно смерзлых вод.

Не равен по заслугам с ними тот,

⁸⁸ Кого Артур сразил одним ударом{195},

Ни тот злодей, которого зовут

Фокаччиа{196}, ни этот, ставший тут,

⁹¹ Передо мной в своем безумье яром, –

Сассоло Маскерони{197}. Если ты

Тосканец только, то его черты

⁹⁴ Тебе уже знакомы, без сомненья…

И чтоб не тратить больше лишних слов –

Дальнейшие не нужны рассужденья –

⁹⁷ Я подскажу тебе, кто я таков:

Камичион де Пацци{198} я. Прощенья

Мне в мире нет, но тьма моих грехов

¹⁰⁰ Должна бледнеть пред силой преступленья

Предателя Карлино{199}, и я жду,

Когда его увижу здесь в Аду…»

¹⁰³ И сотни лиц передо мной мелькали,

Стонали и от холода дрожали…

Одно воспоминание о нем,

¹⁰⁶ Об этом Царстве вечно ледяном,

Где стихла человеческая злоба,

Меня доводит часто до озноба,

¹⁰⁹ Когда ко дну спускались глубже мы,

Я трепетал за каждый шаг невольно

От холода и безрассветной тьмы,

¹¹² И вдруг случайно или произвольно,

Ступая меж голов, своей ногой

Ударил я одну из них так больно,

¹¹⁵ Что грешник, изнуренный и нагой,

Заплакал и воскликнул так, рыдая:

«За что меня ты топчешь? Никогда я

¹¹⁸ Тебя не знал!.. Когда сюда сойти

Решился ты, но только не для мщенья

За страшный бой при Монте‑Аперти{200},

¹²¹ За что ж меня мучишь?» В то ж мгновенье

Учителю сказал я: «На пути

Остановись, чтоб выйти из сомненья,

¹²⁴ Я мог теперь и истину узнать –

Кто эта тень, – потом без замедленья

Я вновь тебя готов сопровождать».

¹²⁷ Путеводитель мой остановился,

И к призраку, который изрыгать

Проклятья не устал, я обратился:

¹³⁰ «Скажи, кто ты, свой собственный покой

Нарушивший неистовою бранью?»

Тень крикнула: «А кто ты сам такой,

¹³³ Столь равнодушный к нашему страданью,

Что попираешь головы теней?

Когда бы ты к числу живых людей

¹³⁶ Принадлежал, то слишком бы сурово

Так поступать для существа живого».

«Я жив еще, – я тени дал ответ, –

¹³⁹ Когда ты об известности хлопочешь,

То я могу, когда того ты хочешь,

Чтоб долго не забыл тебя весь свет,

¹⁴² Включить тебя в число имен известных…»

«Не нужно мне похвал твоих чудесных, –

Завыла тень. – В кромешной этой тьме

¹⁴⁵ Напрасно льстить ты начинаешь мне!..

Не мучь меня и прочь беги отсюда…»

«Кто ты? Ответь, иначе будет худо!»

¹⁴⁸ Я закричал, и вмиг моя рука

За волоса схватила тень: «Заставлю

Я говорить тебя иль волоска

¹⁵¹ Ни одного на коже не оставлю».

И призрак мне со стоном отвечал:

«Рви ж волоса. Хотя б ты ощипал

¹⁵⁴ Всю голову – я не скажу ни слова…»

У грешника стал волоса я рвать

И выдернул их не одну уж прядь,

¹⁵⁷ А он, склонивши голову, сурово

Стал лаять по‑собачьи. В этот час

Другая тень сказала сзади нас:

¹⁶⁰ «Что сделалось с тобою нынче, Бокка?

Иль мало для тебя, что ты жестоко

Зубами научился скрежетать?

¹⁶³ Теперь же псам ты начал подражать!..

Кой черт тебя так лаять заставляет?..»

«Теперь умолкнуть можешь ты в Аду, –

¹⁶⁶ Тут я сказал, – и к твоему стыду,

За что тебя подземный Ад терзает,

Я в мир теперь рассказывать пойду!»

¹⁶⁹ «Прочь! – крикнул он. – Я не боюсь позора,

Но если ты отсюда выйдешь скоро,

То не забудь порассказать о том,

¹⁷² Кто был известен длинным языком.

Скажи, что ты, спустившись в нашу сферу,

Где дышат все прохладным ветерком,

¹⁷⁵ Ты видел в ней Буозоде Дуэру{201},

Который слезы горькие здесь льет

На золото французское… А вот

¹⁷⁸ (Тебе вопрос предложат, может статься,

С кем ты еще в Аду мог повстречаться),

Вот близ тебя Беккериа{202}, аббат,

¹⁸¹ Изменник, обезглавленный когда‑то;

Потом немного дальше брось свой взгляд –

В измене два достойные собрата –

¹⁸⁴ Джианни Сольданьер{203} и Ганнелон{204},

А вот и Трибальделло{205}. Предал он

Фаэнцу темной ночью». Отступали

¹⁸⁷ Мы далее от грешника и вдруг

В одной из ям со страхом увидали

Двух призраков, обледеневших вкруг,

¹⁹⁰ Сидевших так, что первый головою

Для головы другого мог служить

Подобьем шапки. Тот, что под собою

¹⁹³ К земле успел собрата наклонить,

В его затылок бешено вцепился

Зубами, словно голод утолить

¹⁹⁶ Мозгами неприятеля решился.

Тидей{206} так Меналиппа не глодал,

Как этот призрак грыз и пожирал