Божественная комедия

¹⁴⁵ Но и Адам ответил ей в тот миг

Ударом по лицу своей рукою,

И был удар не легок, и такою

¹⁴⁸ Закончен речью: «Если не привык

И не могу я с места подвигаться,

Зато своей рукой, могу признаться,

¹⁵¹ Владею я, и мой удар силен».

И отвечал на то ему Синон:

«Когда при жизни должен был взбираться

¹⁵⁴ Ты на костер, тогда твоя рука

Была едва ли столько же ловка,

Как некогда, когда, на диво свету,

¹⁵⁷ Чеканил ты фальшивую монету».

«На этот раз ты правду говоришь;

Зато солгал – и ложь все знают эту –

¹⁶⁰ Ты при осаде Трои. Замолчи ж!..»

Синон же без ответа не остался:

«Пусть так, пусть я обманывать старался,

¹⁶³ А деньгами обманывал ты всех.

Я за один сюда попался грех,

А ты зато в таких грехах попался,

¹⁶⁶ Которые не снятся сатане…»

И тень с раздутым брюхом отвечала:

«О деревянном вспомни ты коне,

¹⁶⁹ Предатель ненавистный! Разве мало

Тебе того, что вся земля узнала,

Как дал тогда преступный ты совет.

¹⁷² Тебя теперь стал презирать весь свет!

Казнись же тем!» «А ты страдай от жажды,

От жажды, от которой не однажды

¹⁷⁵ Язык твой будет трескаться и рот,

От той воды поганой и зловонной,

Что, как забор, твой вспучила живот».

¹⁷⁸ И отвечал монетчик разъяренный:

«Преступный рот привык ты раскрывать

Лишь для того, чтоб лгать и предавать.

¹⁸¹ Пусть, тяжкою болезнью изнуренный,

Я пухну, вечной жаждою томим,

А ты – горячкой огненной палим,

¹⁸⁴ И череп твой всегда – воспламененный…

Тебя не стали б долго умолять,

Чтоб зеркало Нарцисса полизать

¹⁸⁷ Решился ты…» Я не щадил усилий,

Чтоб уловить теней взбешенных спор,

Вдруг: «Берегись! – проговорил Вергилий. –

¹⁹⁰ Заслужишь ты и гнев, и мой укор,

Когда их спором будешь увлекаться».

Я покраснел и опустил свой взор

¹⁹³ С таким стыдом, что даже, может статься,

Готов теперь воскреснуть он опять,

Когда я стану вновь припоминать

¹⁹⁶ Все, что тогда со мной происходило.

Я словно был охвачен смутным сном,

И хоть вины во мне сознанье было,

¹⁹⁹ Но я молчал; певец сказал потом:

«И большая вина твоя была бы

Искуплена столь искренним стыдом:

²⁰² Утешься же! Все люди в мире слабы…

Но если ты еще когда‑нибудь

Услышишь спор, достойный лишь презренья,

²⁰⁵ Прочь уходи. Совет мой не забудь».

Песня тридцать первая

Путники приближаются к краю глубокого рва, составляющего последний, девятый круг Ада. Немврод, Эфиальт и гигант Антей.

¹ Речь, от которой я в одно мгновенье,

Стыд чувствуя, невольно покраснел,

Мне принесла потом и исцеленье.

⁴ Таким копьем, как говорят, владел

Ахилл: оно смертельно поражало,

И снова роковые язвы тел

⁷ Одним прикосновеньем заживляло{181}.

Мы перешли уже долину бед

И подвигались далее; лежала

¹⁰ Над нами мгла: то был ни мрак, ни свет;

Над бездной тьмы там поднималась бездна,

И не могло быть в сумраке полезно

¹³ Мне зрение, но слух был поражен:

Такой ужасный трубный звук раздался,

Что заглушил бы гром небесный он,

¹⁶ И сквозь туман я разглядеть старался

То место, где гремел незримый рог.

Ему внимая, втайне я сознался,

¹⁹ Что сам Роланд сильней трубить не мог

В печальную минуту пораженья

Святого, но несчастного сраженья,

²² Где Карл Великий битву проиграл{182}.

Едва очнулся я от удивленья

И в даль с усильем вглядываться стал,

²⁵ Как вдруг мне в ту ж минуту показалось,

Что предо мной в тумане возвышалась

За башней башня. Тихо я сказал:

²⁸ «Учитель! Это город, без сомненья,

Я вижу там?» Мне отвечал поэт:

«Обманчиво твое воображенье:

³¹ Сквозь эту полутьму и полусвет

Не может человеческое зренье

Проникнуть, и тебе я дам совет:

³⁴ Иди вперед, чтоб ближе убедиться,

Как расстоянье может обмануть

Порой наш глаз. Так продолжай свой путь,

³⁷ Но чтоб не мог ты очень изумиться, –

Взяв за руку меня, сказал певец, –

То должен ты теперь же убедиться

⁴⁰ И истину проникнуть наконец,

Что там не башни видишь сквозь туман ты,

Нет, сын мой, это страшные гиганты,

⁴³ Которые в колодезе стоят,

Погружены от пояса до пят…»

Как постепенно в поле начинает

⁴⁶ Редеть туман, и глаз наш привыкает

Предметы постепенно различать,

Так точно сам я начал прозревать;

⁴⁹ Но, сознаваясь в тайном заблужденье,

Невольный страх я начал сознавать,

Когда яснее стали выступать

⁵² Гиганты предо мной на темном фоне,

Как стены замка Монтереджионе{183}

Покрыты рядом башен по углам,

⁵⁵ Так из колодцев стали видны нам

Громадные, как башни, исполины,

Открытые для глаз до половины,

⁵⁸ Которым и доныне с облаков

Громами сам Юпитер угрожает.

Сквозь тьму, как сквозь таинственный покров,

⁶¹ Передо мной яснее начинает

Обозначаться первый великан:

Я различал лицо его и стан,

⁶⁴ Часть живота и руки. Поступила

Природа очень мудро, что опять

Не хочет уже больше создавать

⁶⁷ Таких чудовищ страшных и лишила,

О, Марс, тебя земных твоих врагов, –

И если вечно творческая сила

⁷⁰ Природы создает еще китов,

Слонов творит, то, рассудивши здраво,

Природы мудрость я признать готов:

⁷³ Лишь только тот жить не имеет права,

В ком действуют повсюду заодно

Ум, злость и сила. Людям суждено

⁷⁶ Таких страшилищ в мире опасаться:

Никто не может им сопротивляться,

От них найти защиту нелегко».

⁷⁹ К гиганту стал я ближе подвигаться.

Его лицо так было велико,

Что, кажется, могло бы показаться

⁸² Не менее верхушки золотой

Над куполом Петра Святого в Риме,

Я задрожал перед фигурой той

⁸⁵ Представшего гиганта предо мной.

И остальными членами своими

Пугал он также. Если б за спиной

⁸⁸ Гиганта, погруженного по бедра,

Троим фрисландцам разом бы пришлось

Друг другу стать на плечи очень бодро,

⁹¹ То все‑таки коснуться б до волос

Того гиганта им не удалось{184}:

От плеч его до дна той ямы скверной,

⁹⁴ Где он стоял, и меры ж не найти;

То расстоянье пропастью безмерной

Являлось глазу. Молча на пути

⁹⁷ Остановился я пред великаном.