25 Затем как будто вырос из земли
Центавр, ужасным бешенством пылавший
Который мог страшить и издали,
28 Центавр с угрозой дьявольской кричавший:
«Где этот вор низверженный? Где он,
Свои хулы в вертепе извергавший?»
31 Был тот центавр обвит со всех сторон
Пучками змей, которых и в Маремме
Нельзя найти. С его спины дракон,
34 Раскрывши крылья, грозно в это время
Метал огонь и мимо шедших жег.
Тогда путеводитель мой изрек:
37 «Перед тобою Каккус{137}; исполинской
Он силою когда‑то обладал,
И прежде за горою Авентинской
40 Озера крови в битве проливал;
Он с братьями не шел одной дорогой
И воровски однажды он угнал
43 Чужое стадо. Мстительный и строгий,
Сам Геркулес потом его сразил…»
Пока путеводителя с тревогой
46 Я слушал, тот центавр в то время был
Уж далеко. Три тени вдруг явились
Из‑под моста, куда в тот час всходил
49 С поэтом я. Мы так заговорились,
Что не могли заметить их сперва,
Когда ж заговорить они решились,
52 Спросив: «Кто вы такие?» – их слова
Заставили нас обратить вниманье
На призраков, но лиц их очертанье
55 Мне было незнакомо, и затем, –
Судьба нам помогала постоянно, –
Я понял – очутился перед кем,
58 Когда один из призраков нежданно
Другого назвал: «Слушай, где ты там,
Чианфа{138}?» В этот миг к своим губам
61 Я поднял тихо палец в знак молчанья,
Чтобы певца внимание привлечь…
Теперь мое дальнейшее сказанье,
64 Читателя хочу предостеречь, –
Сомненье может вызвать, что понятно:
Мне было самому невероятно
67 Все то, что видел сам я в этот час.
Пока я, двух теней узнать желая,
С них не сводил своих усталых глаз,
70 Змей шестиногий, быстро налетая,
На третьего из призраков напал,
Его в одну минуту обвивая,
73 Сдавил живот и сзади руки сжал,
Зубами в щеки грешника вцепился,
Хвост за его спиною замотал
76 И словно плющ вокруг его обвился.
Нам невозможно было уловить.
Как быстро грешник тот преобразился:
79 Кто дух, кто змей – не мог я отличить;
Они слились в одно живое тело,
Которого нельзя вообразить,
82 Как ни было б воображенье смело.
Перемешались вместе их цвета:
Полутемно все было, полубело.
85 Так пепел от бумажного листа
Бывает и не черным, и не белым…
В то время с видом грустным и несмелым
88 Два призрака проговорили вслух:
«Аньэло! О, несчастный, бедный дух!
Как быстро ты, как страшно изменился!
91 Ты не один теперь, да и не два…»
Из двух голов – я с ужасом дивился –
Одна лишь появилась голова;
94 Единый, страшный образ возродился
Из двух различных образов. Из рук,
Из ног, грудей, спины и брюха вдруг
97 Явились члены новые; такого
Я безобразья в мире не видал:
В них было все чудовищно и ново.
100 Первоначальный образ их пропал;
Два существа в чудовище сливалось
И тихими шагами подвигалось.
103 И в этот миг, как ящерица днем
Зеленый куст неслышно покидает
И, солнечным палимая лучом,
106 Как молния наш путь перебегает,
Так полз другой черно‑багровый змей
К двум грешникам. Одну из двух теней
109 Кровавый гад ужалил вдруг во чрево
И распростерся, падая, пред ней,
А призрак неподвижно и без гнева
112 Как после сна тяжелого зевал,
И у него из раны и из зева
Пылающего змея вылетал
115 Какой‑то дым, в одну струю сливаясь.
На змея тень смотрела, и свой взгляд,
Кольцом огнеподобным извиваясь,
118 От призрака не отводил тот гад.
Певец Лукан! Умолкни ты, стараясь
Нам передать картин ужасный ряд,
121 Где воины Сабелла и Назидий{139}
Являются страдальцами. О, ты,
Умолкни тоже, чудный наш Овидий
124 С повествованьем, полным красоты,
О Кадме с Аретузой: обратился
Один в змею, а из другой явился
127 Источник. Ты, Овидий, обменять
Природу двух созданий не решился;
Плоть одного другому передать
130 Не думал ты. Меж тем передо мною
Стал образ человека принимать
Проклятый змей с гноящейся спиною,
133 А человек вид гада принимал.
У гада хвост мгновенно раздвоился,
А человек так плотно ноги сжал,
136 Что след их разделения вдруг скрылся.
Процесс перерожденья совершился
В моих глазах: хвост одного не стал
139 Похож на хвост, вид членов принимая,
Которые бывают у людей;
А у другого руки, исчезая,
142 Сливались тихо с телом, и длинней
Меж тем у гада ноги вырастали.
И походил все более тот змей
145 На человека. Прежний вид теряли
И человек, и ядовитый гад.
Они друг с друга взгляда не спускали,
148 И у обоих дик был страшный взгляд.
Вот первый пал, другой же приподнялся,
И у него – я молча изумлялся –
151 Явились уши, губы, вырос нос,
А у другого вытянулось рыло
И скрылись уши. Видеть мне пришлось:
154 Язык у человека раздвоился,
А жало змея медленно срослось
В один язык – и Дым вдруг прекратился.
157 Дух в гадину позорно превратился
И с свистом в мрак пропасти пропал,
А змей переродившийся сказал:
160 «Пусть здесь Буозо будет пресмыкаться,
Как пресмыкался некогда я сам».
И начал змей презрительно плеваться.
163 Едва лишь веря собственным глазам,
В Аду я видел это превращенье,
И хоть я был смущен, взволнован там,
166 Хотя мой ум от страха был растерян,
Но Пуччьо Шианкато я узнал,
Да, то был он, и в этом я уверен:
169 Из трех теней лишь он не испытал
Мучение того перерожденья,
А в третьей, мрачной тени угадал
172 Я Гверчьо Кавальканте привиденье{140}.
Песня двадцать шестая
Восьмой вертеп восьмого круга. Души коварных советчиков. Улисс и Диомед, погубившие Трою. Рассказ Улисса о путешествии в неизвестную страну.
1 Ликуй, ликуй, Флоренция! Везде
Могущество твое неотразимо;
Известна ты на суше и воде,
4 И даже Ад готов неутомимо
О флорентийских гражданах кричать…
Когда передо мной скользнули мимо
7 Пять извергов, и в них я мог узнать
Твоих граждан, мне сделалось обидно,
Не мог я крика гнева удержать,
10 И за тебя мне стало больно, стыдно…
Комментариев нет