«Гробницы те, – ответствовал поэт, –
10 Должны своими крышками закрыться,
Когда сюда их души прилетят,
Чтоб в образе земном опять явиться:
13 Тела погибших душ теперь лежат
В Иосафатовой долине… Вправо –
Эпикурейцев кладбище. Их взгляд
16 На жизнь тебе известен. Величаво
Ученье их провозглашалось вслух,
Что для людей бессмертие – забава,
19 Что с телом умирает вместе дух.
Здесь все твои вопросы разрешатся
И даже те, мой благородный друг,
22 Которые невольно, может статься,
Ты высказать мне прямо не желал».
«Наставник мой, – ответил я, – скрываться
25 Я потому порой предпочитал,
Что сам меня учил ты воздержанью».
«Тосканский гражданин! Ты в град попал,
28 Где пламя предается пожиранью,
Остановись! Я по твоим речам
Признал, их подчиняясь обаянью,
31 Что ты вполне принадлежишь к сынам
Отчизны благородной и прекрасной,
Но для которой вреден был я сам!..
34 Для родины я был звездой несчастной!»
Тот голос из гробницы раздался
Внезапно вдруг. Страх чувствуя ужасный,
37 К учителю назад я подался.
«Не бойся, что с тобою? – начал речь он. –
Из гроба Фарината{47} поднялся,
40 И виден нам от пояса до плеч он».
И повстречал я Фаринаты взгляд.
Хоть жар огня в гробу был бесконечен,
43 Но, словно презирая целый Ад,
Он гордо из гробницы поднимался.
Других гробов минуя целый ряд,
46 С Вергилием к нему я приближался:
«В речах будь краток», – спутник мне шепнул.
Когда я с Фаринатом поравнялся,
49 С надменностью он на меня взглянул
И, помолчав, спросил меня: «Кто были
Твои отцы?» И я не обманул
52 И ничего не скрыл, как предки жили.
Тогда, подняв глаза, он молвил мне:
«Они меня и род мой не любили
55 И враждовали с нами на войне,
За что ссылал их дважды я в изгнанье».
«Да, дважды по чужой они стране
58 Скитались, – отвечал на эту брань я, –
Но дважды возвращались и назад
На родину, чего при всем желанье
61 Не мог исполнить род твой, говорят,
И не сумел на родину вернуться».
В лицо мое пахнул вдруг новый смрад;
64 Другая тень, – не мог не содрогнуться
При этом я, – подняв свое чело,
Явилась сзади гроба, разогнуться
67 Не в состоянье; видным быть могло
Одно лицо той новой, бледной тени:
Казалось мне, что муками свело
70 Поверженного призрака колени.
Глазами вкруг себя он поводил,
И я услышал жалобное пенье.
73 С рыданием тот грешник возопил:
«О, если в Ад путь длинный и ужасный
Тебе твой гений светлый озарил,
76 Зачем же не с тобой мой сын прекрасный?»
«Я собственною властию не мог
Проникнуть в Ад, но этот путь опасный
79 Указывал мне тот, к кому был строг
Твой Гвидо{48}, так его ценивший мало…»
Так я сказал: в короткий этот срок
82 Я уже знал, чья это тень стонала,
И имя несчастливца угадал{49}.
Вдруг тень передо мною быстро встала:
85 «Ценивший мало? – с воплем он сказал. –
Ответь скорее: разве он скончался?
И светлый день из глаз его пропал?»
88 Он ждал, когда ж ответа не дождался,
То в гроб свой опрокинулся назад
И больше из него не поднимался.
91 Меж тем другой безумец, падший в Ад,
Перед которым я остановился,
Стоял все так же смело; даже взгляд
94 Такою же надменностью светился.
Он прерванную речь возобновил:
«На родину мой род не возвратился,
97 И мысль о том страшней всех адских сил
Меня казнит и мучает доныне…
Но знаешь ли, что рок тебе сулил
100 На родине?.. Лик царственной богини,
Богини Ада{50} здесь не заблестит
Полсотни раз, как снова на чужбине
103 Изгнания ты испытаешь стыд…
Но прежде чем в мир светлый возвратиться,
Скажи, за что толпа мой род хулит,
106 Унизить, оскорбить его стремится?»
«С тех самых пор, как Арбии струи
Могли ужасной кровью обагриться,
109 С тех пор во храме подвиги твои
Лишь возбуждают общие проклятья»{51}.
«Не я один повинен в той крови, –
112 Он отвечал, – одно могу сказать я,
Я действовал с другими заодно
И виноват, как все мои собратья.
115 Но там, где было всеми решено
Флоренции прекрасной разрушенье,
Я был один: мной было спасено
118 Величие Флоренции». В смущенье
Я произнес: «Да обретет покой
Твое потомство! Но сомненье
121 Одно ты разреши мне: род людской
Не ведает грядущего прозренье,
Для вас же в нем нет тайны никакой,
124 Хоть в настоящем многие явленья,
Нам ясные, невидимы для вас».
И высказала тень такое мненье:
127 «Лишь видимы для наших слабых глаз
Предметы отдаленные. Так было
Угодно Небесам. Но всякий раз,
130 Когда уже событье наступило,
Прозрение не в силах нам помочь;
Теперь – земная жизнь для нас могила,
133 Где царствует одна глухая ночь.
Мы в настоящем мире постоянно
Неведенья не можем превозмочь.
136 И если перед нами вдруг нежданно
Грядущего запрутся ворота,
Предвиденье умрет в нас… Беспрестанно
139 Мы ждем того». И тень, закрыв уста,
Умолкла вдруг, и я сказал в волненье:
«Пусть истину теперь узнает та
142 Душа, что рядом стонет в исступленье;
Поведай же ты грешнику скорей,
Что сын его не умер. Лишь в сомненье
145 Не кончил прежде речи я своей,
Когда меня он спрашивал…» Тогда‑то –
Позвал меня учитель от теней,
147 Но, торопясь, спросил я Фарината,
Кто с ним еще в гробницу заключен?
«О, многих здесь постигла та ж утрата, –
150 Не двигаясь в гробнице, молвил он. –
Здесь Фридерик Второй{52} лежит со мною,
И кардинал{53} вкушает тот же сон.
153 Еще лежат… но имена их скрою…»
И он исчез. Пошел к поэту я,
Невольно размышляя той порою
156 О предсказанье тени и тая
Смущение… «Скажи, чем ты смутился?» –
Путеводитель спрашивал меня.
159 Я правду рассказать ему решился.
«Запомни все, чем был ты так смущен,
Что выслушать от призрака решился, –
162 Сказал поэт и руку поднял он. –
Когда пред лучезарной{54} ты предстанешь,
Чье око видит все со всех сторон,
166 Ты от нее о будущем узнаешь.
Комментариев нет