Она не смела повернуть на север через безбрежный океан травы, именуемый Дотракийским морем. Первый же кхаласар, который встретится, поглотит горстку ее людей. Воинов убьют, а остальных возьмут в рабство. Земли Ягнячьего Народа к югу от реки для них тоже закрыты. Их слишком мало, чтобы обороняться даже от этих мирных людей, а у лхазарян нет причин любить их. Она могла бы двинуться вниз по реке в порты Меерен, Юнкаи и Астапор, но Ракхаро заметил ей, что в ту сторону направился кхаласар Поно с тысячами пленных, чтобы продать их на невольничьих рынках, гниющими язвами усеивающих берега Залива Работорговцев.
— С чего мне бояться Поно? — возразила Дени. — Когда он бывал у Дрого, то всегда говорил со мной ласково.
— Ко Поно говорил с вами ласково, — сказал сир Джорах Мормонт, — но кхал Поно вас убьет. Он первым покинул Дрого, взяв с собой десять тысяч воинов, — а у нас их сто.
«Не сто, а четверо, — подумала Дени. — Остальные — это женщины, старики и мальчишки, еще не заплетающие волосы в косу».
— У меня есть драконы, — сказала она.
— Детеныши драконов. Один взмах аракха — и им конец, хотя Поно скорее всего оставит их себе. Драконьи яйца были ценнее рубинов, живой же дракон не имеет цены. Их всего трое на всем белом свете. Каждый, кто увидит их, захочет отнять, моя королева.
— Они мои, — свирепо отрезала она. Они родились из ее нужды и ее веры, из смерти ее мужа, и мертворожденного сына, и мейеги Мирри Маз Дуур. Дени вошла в огонь, давший им жизнь, и они сосали молоко из ее набухших грудей. — Никто не отнимет их у меня, пока я жива.
— После встречи с кхалом Поно вы недолго проживете. То же касается кхала Чхако и остальных. Надо идти туда, где их нет.
Дени назначила его первым своим гвардейцем… а поскольку совет Мормонта не расходился с предзнаменованием, путь ее был ясен. Созвав людей, она села на свою серебристую кобылу. Волосы ее сгорели в погребальном костре Дрого, и служанки облачили ее в шкуру храккара, белого льва Дотракийского моря, убитого покойным кхалом. Его устрашающая морда покрывала голый череп Дени, как капюшон, а мех плащом окутывал плечи и спину. Белый дракон, запустив острые коготки в львиную гриву, обвил хвостом руку Дени, а сир Джорах занял свое привычное место рядом с ней.
— Мы пойдем вслед за кометой, — сказала Дени своему кхаласару. Никто не произнес ни слова против. Они были людьми Дрого, но теперь они — ее люди. Они нарекли ее Неопалимой и Матерью Драконов. Ее слово для них закон.
Они ехали ночью, а днем прятались от солнца под своими шатрами. Вскоре Дени поняла, что Дореа говорила правду. Это была негостеприимная страна. Они оставляли за собой мертвых и умирающих лошадей. Поно, Чхако и прочие увели с собой лучшее, что было в табунах Дрого, оставив Дени старых, тощих, хромых и злонравных животных. Так же обстояло дело и с людьми. «Они не сильные, — говорила себе Дени, — поэтому я должна быть сильной и за них тоже. Я не должна проявлять ни страха, ни слабости, ни сомнений. Как бы я ни боялась в душе, наружно я должна оставаться королевой». Она чувствовала себя старше своих четырнадцати лет. Если она и была когда-то ребенком, это время ушло.
На третий день похода у них умер первый человек. Беззубый старик с мутными голубыми глазами свалился с седла и больше уже не поднялся, а час спустя его не стало. Кровяные мухи жужжали над трупом, перенося его злосчастье на живых.
— Давно пора, — заявила Ирри, одна из служанок. — Человек не должен жить дольше, чем его зубы. — Остальные согласились с ней. Дени приказала убить самую слабую из полудохлых кляч, чтобы старику было на чем ехать в полночном краю.
Две ночи спустя умер грудной младенец, девочка. Мать ее выла весь день, но нечем было помочь ее горю. Бедная девчушка была слишком мала, чтобы ездить верхом. Бескрайние черные травы полночной страны не для нее — ей придется родиться в этом мире еще раз.
В красной пустыне корма было мало, а воды еще меньше. Это был унылый край низких холмов и голых, продуваемых ветром равнин. Русла рек высохли, как мертвые кости. Кони щипали жесткую бурую призрак-траву, торчащую пучками у скал и сухих деревьев. Дени посылала вперед разведчиков, но они не находили ни родников, ни колодцев — только мелкие стоячие пруды, высыхающие под жарким солнцем. Чем дальше углублялись они в пустыню, тем меньше делались эти пруды и тем реже встречались. Если на этих пространствах из камня, песка и красной глины и обитали боги, то жесткие, сухие, глухие к молитвам о дожде.
Сначала у них вышло вино, потом перебродившее кобылье молоко, которое табунщики любят больше меда. На исходе были лепешки и вяленое мясо. Охотники не могли найти дичи, и они кормились мясом павших лошадей. Смерть следовала за смертью. Малые дети, старухи, больные, глупые и неосмотрительные — жестокая земля всех забирала себе. Дореа отощала, глаза у нее ввалились, и мягкие золотистые волосы высохли, как солома.
Дени голодала и терпела жажду наравне со всеми. Молоко в ее грудях иссякло, соски потрескались и кровоточили. Она худела день ото дня, пока не стала твердой, как палка, но боялась не за себя, а за драконов. Ее отца убили еще до ее рождения, как и ее отважного брата Рейегара. Мать умерла, производя ее на свет, пока снаружи ревела буря. Добрый сир Виллем Дарри, любивший ее по-своему, умер от долгой болезни, когда она была совсем еще маленькой. Ее брат Визерис, кхал Дрого, бывший ее солнцем и звездами, даже сын, которого она носила, — боги всех их взяли к себе. «Но моих драконов они не получат», — поклялась Дени.
Драконы были не больше тощих кошек, которых она видела в доме магистра Иллирио в Пентосе… пока не расправляли крылья. Каждое крыло было втрое больше самого детеныша — великолепно расцвеченный веер из прозрачной кожи, натянутой на длинные тонкие косточки. Если посмотреть как следует, дракон почти целиком состоял из шеи, хвоста и крыльев. «Какие маленькие», — думала Дени, когда кормила их из рук. Вернее, пыталась кормить, потому что драконы ничего не ели. При виде кровавых кусочков конины они шипели, плевались, пускали дым из ноздрей, но есть не желали… пока Дени не вспомнила то, что рассказывал ей в детстве Визерис.
«Только драконы и люди едят мясо жареным», — говорил он.
Она велела своим служанкам зажарить конину дочерна, и драконы накинулись на нее с жадностью, выбрасывая головы вперед, как змеи. В день они поглощали такого обугленного мяса в несколько раз больше, чем весили сами, и наконец-то стали расти и крепнуть. Дени дивилась гладкости их чешуи и идущему от них жару… в холодные ночи казалось, что их тела дымятся.
Комментариев нет