– Нет, не справедливо.
– Большинство из нас не является владельцами рудников. Как же мы можем конкурировать с человеком, заполучившим чуть ли не монопольное право на природные ресурсы, принадлежащие, в конечном счете, всем? Ничего удивительного, что ему всегда удается вовремя поставлять сталь, в то время как нам приходится бороться за каждый килограмм руды, ждать, терять клиентов и в конце концов разоряться. Разве это в интересах общества – позволить одному человеку уничтожить целую отрасль?
– Конечно же, нет, – ответил Таггарт.
– Мне кажется, что национальная политика должна быть направлена на то, чтобы каждый получал по праву причитающуюся ему долю рудных ресурсов с целью сохранения всей отрасли в целом. Как ты считаешь, это справедливо?
– Справедливо.
Бойл вздохнул и осторожно сказал:
– Но, наверное, в Вашингтоне не так много людей, которые могли бы понять социально-прогрессивную политику?
– Такие люди есть, их, конечно, немного, и к ним требуется особый подход, но они есть. Может быть, я поговорю с ними.
Бойл взял свою рюмку и залпом опустошил ее – так, будто он уже услышал все, что хотел услышать.
– Раз уж мы заговорили о прогрессивной политике, Орен, – сказал Таггарт, – ты мог бы задать себе следующий вопрос: сейчас, в период острого кризиса в сфере транспортных услуг, когда десятки железных дорог становятся банкротами и огромные территории остаются без железнодорожного сообщения, отвечают ли интересам общества совершенно ненужное чрезмерное скопление железных дорог в одном районе и хищническая конкуренция со стороны новичков на территориях, где давно обосновавшиеся компании имеют исторически сложившийся приоритет?
– Ну что ж, – сказал Бойл довольным голосом, – мне кажется, это очень интересный вопрос и его стоит рассмотреть более детально. Я мог бы поговорить об этом кое с кем из моих друзей в Национальном железнодорожном союзе.
– Не имей сто монет в облигациях, а имей сто друзей в организациях, – лениво промолвил Таггарт. Он неожиданно повернулся к Ларкину: – Ты согласен, Пол?
– Что? А, да. Да, конечно, – ответил тот удивленно.
– Я рассчитываю на тебя, Пол.
– Гм?
– Я рассчитываю на твои обширные дружеские связи. Казалось, все прекрасно знали, почему Ларкин ответил не сразу. Он как-то сник и, съежившись, придвинулся к столу.
– Если все объединятся во имя общей цели, никто же не пострадает! – выкрикнул он вдруг полным отчаяния голосом. Он заметил, что Таггарт пристально смотрит на него, и умоляюще добавил: – Мне бы очень не хотелось, чтобы из-за нас кто-нибудь пострадал.
– Это совершенно антиобщественная позиция, – медленно растягивая слова, сказал Таггарт. – Тот, кто боится признать необходимость определенных жертв, не имеет никакого права говорить об общей цели.
– Я прекрасно знаю историю, выпалил Ларкин, – и признаю существование исторической необходимости.
– Вот и хорошо, – сказал Таггарт.
– Я ведь не могу выступать против общемировой тенденции? – взмолился Ларкин.
– Конечно же, нет, – сказал Висли Мауч. – Нас с вами никто не упрекнет, если мы…
При звуке его голоса Пол вздрогнул и отпрянул от стола. Его словно покоробило. Он органически не выносил Мауча.
– Надеюсь, ты хорошо провел время в Мексике, Орен? – вдруг громко-непринужденным тоном спросил Таггарт.
Казалось, все понимали, что цель сегодняшней встречи достигнута и они получили ответы на все интересовавшие их вопросы.
– Мексика – прекрасная страна, – бодро ответил Бойл, – она вдохновляет и дает обильную пищу для размышлений. Продуктовые пайки у них, правда, не ахти. Я даже приболел немного. Но они там вовсю стараются поставить страну на ноги.
– И как у них идут дела?
– По-моему, прекрасно, просто прекрасно. Правда, сейчас там… Но в конце концов, они ведь нацелены на будущее. У Народной Республики Мексика большое будущее, это я вам точно говорю. Через пару лет они всех нас заткнут за пояс.
– Ты был на рудниках Сан-Себастьян?
Все четверо за столом сразу выпрямились и внутренне напряглись. Каждый из них вложил уйму денег в акции этих рудников.
Бойл ответил не сразу, и от этого его голос неожиданно прозвучал неестественно громко, когда он выпалил:
– О да, конечно. Именно за этим я и ездил в Мексику.
– И?..
– Что «и»?
– Как там у них дела?
– Великолепно. Просто великолепно. Это бесспорно самое богатое месторождение меди в мире.
– Ну и как они – работают?
– Еще бы. Я в жизни не видел такой бурной деятельности.
– И чем конкретно они занимаются?
– Знаешь, у них там управляющий мексикашка какой-то, я не понял и половины из того, что он мне говорил. Но работают они много, это точно.
– Какие-нибудь проблемы?
– Проблемы? Где угодно, только не там. Рудники Сан-Себастьян – последнее оставшееся в Мексике частное предприятие, и это многое меняет. Именно поэтому там кипит работа.
– Орен, – осторожно произнес Таггарт, – а как насчет слухов, что рудники Сан-Себастьян собираются национализировать?
– Клевета, – ответил Бойл. – Просто грязные слухи. Уж я-то знаю. Я ужинал с министром культуры Мексики и обедал с прочими шишками.
– Вообще-то следовало бы издать закон об ответственности за распространение слухов и сплетен, – угрюмо проронил Таггарт. – Давайте выпьем еще.
Он раздраженно махнул рукой, подавая знак официанту. В темном углу зала была небольшая стойка, за которой стоял старый, с изрезанным морщинами лицом бармен. Он подолгу стоял неподвижно и, когда его подзывали, передвигался с высокомерной медлительностью. Его обязанностью было так обслуживать посетителей, чтобы, находясь в этом баре, они получали максимум удовольствия, но он вел себя как издерганный фельдшер на приеме венерических больных.
Все четверо молча сидели за столом, пока официант не принес очередную порцию выпивки. Он поставил бокалы на стол – в полутьме они напоминали четыре бледно-голубых язычка слабого пламени. Таггарт взял свой бокал и вдруг улыбнулся.
– Давайте выпьем за жертвы во имя исторической необходимости, – сказал он, глядя на Ларкина.
На мгновение наступила тишина. В освещенной комнате это было бы состязанием людей, смотрящих в глаза друг другу, но здесь, в полумраке, каждый видел лишь темные провалы глазниц других. Затем Пол Ларкин поднял бокал.
– Плачу за всех, ребята, – сказал Таггарт.
Никто не нашелся, что ответить, пока Бойл с вежливым любопытством не заговорил:
– Послушай, Джим, я хотел у тебя спросить, что, черт побери, творится на твоей линии Сан-Себастьян?
– Что ты хочешь сказать? Что там не так?
– Ну, не знаю, но мне кажется, что пускать по такой линии всего один пассажирский поезд в день – это…
– Один поезд в день?!
– …это просто курам на смех, к тому же еще какой поезд. Ты, наверное, унаследовал эти доисторические вагоны от своего прапрадедушки, да и он, должно быть, гонял их нещадно. А где ты откопал паровоз?
– Паровоз?
– Вот именно. Я, кроме как на фотографиях, раньше такого не видел. В каком музее ты его раздобыл? Ну-ну, не делай вид, будто ничего не знаешь, скажи, что ты затеял?
Комментариев нет