Анархисты

Потом провел с Соломиным воспитательную работу. В слушатели призвал еще и Дубровина, чтобы рассказать о Чаусове, о его трактате «Анархия в природе».

– Чаусов не одобрял терроризм и насилие, – заключил Турчин. – Его анархизм был скорее мечтой о Царстве Божием на земле. Как в период гибели богов поэзии полагалось бы стать новой религией, так Чаусов представлял свои размышления в качестве нового искусства, предназначенного в кризисные времена оплодотворить философию, теологию, но прежде всего – политологию. Будущую жизнь он основывал на взаимопомощи, на высокой нравственности и понимании высшего предназначения всякого человека. Чаусов полагал, что пороки воспитываются в человеке властью и государством. Власть вызывает отпор зла, а не искореняет его. Невозможно вылечить организм, насильно излечивая только одну его часть. Весь организм общества может вылечиться только сам. Подлинная природа человека – добрая, жертвенная и чистая.

– Бросьте, в наши дни у анархии нет шансов стать матерью мира, – воскликнул Соломин. – Вы уподобляете человечество растерянному человеку, который стоит на краю пропасти и рассматривает райские кущи, произрастающие на другой стороне. И вместо того чтобы попросить отойти подальше от края, вы уговариваете его хорошенько разбежаться, прыгнуть и наконец достичь блаженства. И он, бедненький, зачарованный идеалом, стоит и не знает, куда податься. А если оттолкнется от края, то скоро исчезнет в пасти бездны.

X

Чаусов мечтал в толще осадочных пород найти канувшую анархическую цивилизацию, принявшую вид… хотя бы колонии насекомых. Вот для чего, а не ради костей динозавров, он штудировал юрские пласты в Монголии, ища то, чего никто никогда не искал, – города анархических колоний, улей – конгломерат окаменевших шестиугольных сот размером с футбольное поле…

В предвоенные годы Чаусов все больше времени проводил в усадьбе, а с осени сорок пятого поселился там совсем. Он вовремя почуял приближение подлого времени и решил сбавить обороты, лечь в дрейф. Он давно собирался заняться обработкой скопленных в экспедициях материалов. Политическое алиби у него, как сподвижника Кропоткина, сияло кристальной прозрачностью, но черт его знает, вдруг кто из страдальцев под пытками исказит и приплетет его к делу, упомянув в списке повлиявшей на мировоззрение литературы. Поэтому он отказался ехать в Иркутск на открытие памятника Бакунину, сославшись на пошатнувшееся здоровье.

На покое Чаусов через год заскучал и стал преподавать в Весьегожской средней школе географию и литературу. Так начался предпоследний этап творческой жизнедеятельности знаменитого анархиста – педагогический. Развивая теорию Дарвина, он заложил основы эволюционной педагогики, представив науку об обучении как основу развития общественного строя. Чаусов считал, что анархические идеи не должны быть восприняты неразвитым сознанием, ибо в противном случае они могут только навредить общему делу. Будучи превратно поняты, они легко обретают разрушительную силу, вот почему анархисты особенно должны заботиться о скорейшем и полноценном взрослении сознания индивида. Чаусов одним из первых обосновал научную самостоятельность педагогики. Как теоретик обучения, он развивал идеи Ушинского и выступал за обновление народной школы, за развитие самостоятельности мышления детей. Результатом педагогических штудий Чаусова явилось создание букваря и хрестоматии «Мир в рассказах».

В красном уголке – своеобразной мемориальной экспозиции усадьбы – Дубровин хранил под стеклом воззвание к председателю Калужского комиссариата народного образования, подписанное председателем сельского самоуправления: «Ученый Г. Н. Чаусов встречает затруднения в своей работе по составлению педагогических и учебных книг вследствие полного отсутствия спичек, керосина, даже гарного масла, а также чернил, перьев и вследствие недостатка писчей бумаги, а между тем по рукописным учебникам Чаусова учатся крестьянские и пролетарские дети, а его труды читают народные учителя».

При фабрично‑заводском училище в Весьегожске Чаусов устроил библиотеку, куда передал часть своего личного собрания, и основал краеведческий музей, первыми экспонатами которого стали окаменелости и образцы геологических пород. Он читал в музее лекции и устраивал экскурсии для детей и учителей, приезжавших в Весьегожск со всей области. Водил он экскурсии и в Настасьину, и в Яблоновские пещеры, где можно было отыскать цветы кристаллического гипса и кальцита; многочисленные карстовые воронки в окрестностях тоже исследовались школьниками. На заливном лугу близ усадьбы Чаусов развел бахчу и разбил овощные гряды, которые потом сильно пригодились в военное время. В один из походов Григорий Николаевич открыл на Воронинских песках – высоком песчаном наносе второго яруса Оки – неолитическую стоянку древнего человека, и экспозиция музея пополнилась костями, кремневыми ножами и наконечниками копий.

Селом Воронино некогда владел генерал‑майор Кар‑Туманов, который, будучи послан государыней на усмирение Пугачева, сказался больным и, прихватив бочонки с золотом, бежал из войска. Екатерина сослала его в деревню, где он держал крестьян в узде при помощи двух английских мичманов, и строгость в имении его царила, как на корабле британского флота: чуть что – Солсберри и Бофор вешали провинившегося за ноги на рее, прибитой к амбару. Бочонки с золотом Кар‑Туманова породили негасимые слухи о запрятанных на Воронинских песках сокровищах, и местные жители были уверены, что Чаусов ищет не кости древнего человека, а что‑то более существенное.

Развитие Весьегожска в конце XIX века было связано с железной дорогой, проложенной от Ряжска на Вязьму. Дорога эта вызвала мечты, так свойственные русскому национальному сознанию, обесточенному убогостью реальности, климата и вынужденному выстраивать утопические воззрения во спасение себя самого: акционеры, в число которых входили и Чаусовы, надеялись, что их дорога станет звеном в железнодорожном сообщении между Европой и Азией и нанесет серьезный ущерб англо‑индийской торговле. Надо ли говорить, что мечты не продержались на поверхности и двух лет, а еще через три года акционеры решили передать дорогу в казенное управление, каковое, признав ошибки проектирования (неоправданная длина благодаря извилистости), превратило ее в ветку местного значения.

В год смерти Сталина Весьегожск стал районным центром, но электричество в нем появилось только десятилетие спустя, и то благодаря открытому поблизости красноглинному карьеру, на котором работал нуждавшийся в электроприводе землеройный механизм. Дорога в Чаусово шла как раз мимо этого давно заглохшего и затопленного карьера, вдоль речки Мышки, по обе стороны сопровождаясь светлым березовым леском. Над дорогой расступаются не паханные десятилетиями поля, покрытые безобразными кротовыми шишками, которые все заселяются муравьями, – рыхлые комья земли отлично подходят для строительства разветвленной колониальной системы. При въезде в Чаусово дорога перебирается через мостик (под ним в лопухах течет Мышка) и поднимается в одичавший усадебный парк, за деревьями которого желтеет громоздкое двухэтажное здание усадьбы. Во флигеле его устроен хозблок, а в палисаднике, опоясанном кустами боярышника, кипенными весной и пунцовыми осенью, – грядки с лекарственными травами: календулой, шалфеем, ромашкой, чистотелом, резедой…

Когда Дубровин впервые оказался в усадьбе, то, чтобы пройти по растрескавшейся дорожке к бюсту Чаусова, ему пришлось взять в руки косу. Размахивая ею по зарослям крапивы выше человеческого роста, он пробрался к постаменту с облупившейся штукатуркой. Чаусов, с аккуратной бородкой, волосами, заброшенными назад, и в косоворотке под сюртуком, щуря узкие глаза, глядел надменно и умно поверх метелок крапивы. Теперь выбеленный постамент и вычищенный мрамор стояли в окружении ноготков и настурций.