Ну разве можно было усомниться в том, что треклятый Брюнет и есть японский агент, устроивший диверсию? Виновно было нелепое стечение обстоятельств, но это служило инженеру слабым утешением.
Драгоценное время было потрачено попусту, след безнадежно упущен.
Московский градоначальник и сыскная полиция хотели выразить Фандорину сердечную благодарность за поимку обнаглевшей банды, но Эраст Петрович ушел в тень, все лавры достались Мыльникову и его филерам, которые всего лишь доставили связанных налетчиков в ближайший участок.
Между инженером и надворным советником состоялось объяснение, причем Евстратий Павлович и не думал запираться. Глядя на Фандорина своими выцветшими от разочарования в человечестве глазами, Мыльников без тени смущения признался: да, приставил филеров и сам перебрался в Москву, ибо по старой памяти знает – у Эраста Петровича уникальный нюх, так вернее выйдешь на след, чем самому подметки стаптывать. Хоть диверсантов и не добыл, но в накладе не остался – за варшавских гоп-стопников получит благодарность начальства и наградные.
– А вы чем обзываться, лучше рассудили бы, что нам с вами резонней будет поладить, – миролюбиво заключил Евстратий Павлович. – Куда вы без меня? У вашей железномерии и прав нет дознание вести. А у меня есть, опять же прихватил из Питера лучших ищеек, молодцы один к одному. Давайте, Эраст Петрович, сговоримся по-доброму, по-товарищески. Голова будет ваша, руки-ноги наши.
В том, что предлагал этот малопочтенный господин, резон и в самом деле имелся.
– По-доброму так по-доброму. Только учтите, Мыльников, – предупредил его Фандорин, – вздумаете хитрить и действовать у меня за спиной, ц-церемониться не стану. Я жалобы начальству писать не буду, поступлю проще: нажму у вас на животе секретную точку бакаяро – тут вам и конец. И никто не догадается.
Никакой точки бакаяро в природе не существовало, но Евстратий Павлович, знавший, как ловко Фандорин владеет всякими японскими фокусами, изменился в лице.
– Не пугайте, и так здоровья не осталось. Чего мне с вами хитрить? Одно дело делаем. Я того мнения придерживаюсь, что без вашей японской чертовщины нам беса этого, который мост взорвал, не выловить! Тут клин клином надо, ворожбу ворожбой.
Эраст Петрович чуть поднял брови – не придуривается ли собеседник, но вид у надворного советника был самый серьезный, а в глазах зажглись огоньки.
– Вы что ж думаете, у Мыльникова мозгов и сердца нету? Не вижу ничего, не задумываюсь? – Евстратий Павлович оглянулся, понизил голос. – Государь наш кто? Помазанник Божий, верно? Значит, Господь должен его от японца безбожного оберегать, так? А что творится? Лупцуют христолюбивое воинство в хвост и в гриву! И кто лупцует-то? Народишко мелкий, слабосильный. Оттого это, что за японцем Сатана стоит, это он желторожим силы придает. А от нашего государя Всевышний Вершитель отступился, не хочет помогать. Я тут в департаменте рапорт секретный прочел, из Архангельской губернии. Старец там один, раскольник, вещает: мол, Романовым определено править триста лет и не долее, такой на них положен предел. И эти триста лет на исходе. За то и вся Русь кару несет. А ну как правда?
Инженеру надоело слушать бред. Поморщившись, он сказал:
– Бросьте ваши филерские штучки. Если мне захочется поговорить с кем-нибудь о судьбе царской династии, я найду себе собеседника не из Особого отдела. Будете работать или устраивать д-дурацкие провокации?
– Работать, работать, – зашелся Мыльников деревянным смехом, но искорки в глазах не погасли.
* * *
Между тем эксперты закончили осмотр места катастрофы и представили заключение, полностью подтвердившее фандоринскую версию.
Взрыв умеренной силы, вызвавший обрушение, был произведен зарядом мелинита массой 12–14 фунтов, то есть по мощи примерно соответствовал шестидюймовому артиллерийскому снаряду. Любой другой мост на Николаевской дороге, скорее всего, выдержал бы сотрясение такой силы, но только не ветхий Тезоименитский, да еще во время прохождения тяжелого состава. Диверсанты выбрали место и момент со знанием дела.
Разъяснилась и загадка, как злоумышленникам удалось разместить мину на тщательно охраняемом объекте и взорвать ее прямо под колесами военного эшелона. Эксперты обнаружили в точке разлома кожаные лоскутки непонятного происхождения и микроскопические частицы плотного лабораторного стекла. Поломав голову, дали заключение: кожаный продолговатый футляр цилиндрической формы и узкая стеклянная трубка спиралевидной формы.
Этого Эрасту Петровичу было достаточно, чтобы восстановить картину произошедшего.
Мелинитовый снаряд был помещен в кожаный корпус – что-нибудь вроде чехла для кларнета либо иного узкого духового инструмента. Оболочки не было вовсе – она лишь утяжелила бы мину и ослабила ударную силу. Взрыватель использован химический, с замедлителем – инженер читал о таких. Стеклянная трубочка, в которой находится гремучая ртуть, прокалывается иглой, однако ртуть вытекает не моментально, а полминуты или минуту, в зависимости от длины и конфигурации трубки.
Сомнений не оставалось: бомба была сброшена с курьерского, который шел непосредственно перед эшелоном.
Ситуация, при которой два поезда оказались в опасной близости друг от друга, была подстроена искусственно – при помощи фальшивой депеши, переданной колпинским телеграфистом (который, разумеется, исчез бесследно).
Некоторое время Фандорин ломал голову над тем, как именно была сброшена мина. Через окно купе? Вряд ли – слишком велик риск, что футляр, ударившись о настил моста, отлетит в реку. Потом догадался – через сливное отверстие в уборной. Затем и узкий чехол.
Эх, если б свидетельница не сунулась со своим подозрительным брюнетом! Действовать бы, как собирался вначале: переписать пассажиров, да допросить. Даже если б пришлось всех отпустить, теперь можно было бы опросить их заново – наверняка вспомнили бы путешествующего музыканта, и очень вероятно, что он был не один, а в компании…
Когда тайна катастрофы была разгадана, Эрасту Петровичу стало не до уязвленного самолюбия, явилась забота поосновательней.
Вся работа инженера в железнодорожной жандармерии (или, как ее обозвал Мыльников, «железномерии»), длившаяся уже целый год, была направлена на одно: защитить самый уязвимый участок в анатомии недужного российского динозавра – его главную, хребтовую артерию. Предприимчивый японский хищник, атаковавший израненного исполина с самых разных сторон, рано или поздно должен был сообразить, что ему не нужно сбивать противника с ног, довольно перегрызть его единственный кровоснабжающий сосуд – Транссибирскую магистраль. Оставшись без боеприпасов, продовольствия и подкреплений, Маньчжурская армия будет обречена.
Тезоименитский мост – не более, чем проба сил. Движение по нему будет полностью восстановлено через две недели, пока же поезда идут в обход по псковско-старорусской ветке, теряя всего несколько часов. Но если б подобный удар был нанесен в любой точке за Самарой, откуда магистраль вытягивается единой ниткой протяженностью в восемь тысяч верст, это вызвало бы остановку сообщения минимум на месяц. Армия Линевича окажется в катастрофическом положении. И потом, кто мешает японцам устраивать диверсии одну за другой?
Комментариев нет